– А-а-а! – орал я дурниной, пытаясь дотянуться рукой до спины и потрогать, что там такое.
Завертевшись волчком, я не переставал орать. Меня раздирало изнутри, нечем было дышать. Слезы катились из глаз, руки были все в крови, ноги не слушались.
«Как же больно мне! За что?» – мысли вихрем проносились в голове.
Ответом послужил треск нового выстрела…
– У-у-у-х-х!
Сердце вырывается из груди, тело аж выгибает дугой, кашель, хрип…
– О, уже прогресс! Сколько, день, два?
Голос… Настолько ненавистен он мне сейчас, что хочется… А чего хочется? Убить? Кого? Деда?
– Нравится? – Дед сидит рядом и улыбается.
– Как будто ты такое пережил! – восклицаю я и вновь захлебываюсь в кашле.
– Я много чего пережил. Что, не изменил мнения?
– Какое еще мнение? Как ты меня туда засунул?
Потихоньку я начал приходить в себя. Понятно, что я дома, в своем времени, а то, что до этого видел, похоже, просто глюки. Дед, гад, словно издевается, лыбится вон, довольный как слон.
– Хоть одного немца убил? Молчишь? Наверное, еще и в плен сдался, да, вы ж тут все уверены, что немцы в плен брали всех подряд и кормили плюшками, да еще и работу в Германии давали?
– Да иди ты, старый хрен! – вырвалось у меня, и я отвернулся.
Дед ничего не ответил, но я так и продолжал лежать к нему спиной. Не заметил, как уснул, причем снов не было, только за это я готов был отдать многое.
Проспав почти весь день, удивился: сколько же капельниц в меня влили? Как ни проснусь, постоянно стоит новая. Черт, опять скоро ночь. Неужели этот старый хрыч опять появится? Как оказалось, последнее я сказал вслух.
– Да я уже тут. Как, удалось за день что-нибудь осознать из того, что пережил?
– Отстань от меня, – прошептал я вяло; с появлением старика на меня накатывали такая усталость и тяжесть во всем теле, что даже шевелиться не хотелось. – Зачем солдаты по лесам бегали, не лучше ли было просто сдаться? Смысл в этом какой? Бегали-бегали, а все одно – смерть.
– Ну, так чего, расскажешь, как сдался? Значит, думаешь, что в плену было хорошо? Не видел еще, как в плену-то? Зря скрывались, нужно было всем сдаться? – Дед, похоже, начал заводиться. – Иди тогда, еще посмотри, как пленным жилось, я-то видел…
И вновь я не успел даже открыть рот, как уже в который раз меня скручивает в дугу и боль режет все тело. Да сколько можно? Темнота сменяется пасмурным небом, а на меня смотрят несколько пар глаз. Разные, но все какие-то обреченные, что ли.