Интересно, что станется, если я перестану вот так вот одергивать себя?
***
Сна ни в одном глазу. Завтра (то есть сегодня уже – на часах два) вставать ни свет ни заря. Поднимаюсь с продавленного дивана, закутываюсь в халат и топаю на кухню. Сердце отчаянно колотится – Дэниэл и тайга. Одна тайна в другой. Одно чудо в другом. Нет, с тем, что этот невозможный прямо сейчас сопит на тахте в моей однушке, я уже как-то смирилась. Вопрос в том, на сколько меня хватит. Ответ, прямо скажем, неутешительный. Хреновый, прямо скажем, ответ.
Надо выпить ромашкового чая и успокоиться. Всего-то дождаться следующей пятницы, когда Дэниэл уедет. И я останусь в привычной зоне комфорта. Никто не будет вот так зарываться головой в подушки, оставляя на них запах своих волос, никто не будет уплетать борщ, смешно коверкать слова, улыбаться лучисто, мучить меня собой.
Да, все это защита, хреновенькая, хлипенькая, но все-таки защита. От очевидного разочарования и реальности. Ну, Ната, ну взрослая же девочка! Не надейся, ни на кого и ни на что! Просто предвкушай поездку и ночевку, и песни у костра, и… его, рядом-рядом, потому что палаток мало, потому что так хочется, чтоб он ночевал в одной палатке с тобой, потому что все варианты уже перебрала – и просто не можешь противиться.
Возвращаюсь в комнату. Тянусь по деревянному, покрытому паласом полу, как какой-то ангел скорби. Сколько я вот так буду еще? Смотрю на Дэниэла, на лохматую макушку, точащую из-под подушки, на раскинутые руки-ноги. Каким таким чудом занесло эту знаменитую задницу в наш медвежий угол? Что там щелкнуло во Вселенной, что эта звезда упала именно в наше болото?
Отодвигаю штору и выхожу на балкон. В сильные ветра он скрипит и качается как старая баржа.
Оглядываю безразличным взглядом двор. На школьной площадке кто-то уже стучит баскетбольным мячом. И почти так же, назойливо до невозможности, стучит в мозгу мысль: как так вышло, что прямиком из своих блокбастеров, своей солнечной Калифорнии он, невозможный, пришел именно в наш город? В город, где жителей и сто тысяч не наберется, в город, застрявший среди песка и снега. Может – размышляю я, наблюдая, как белая ночь набирает еще красок к своему извечному серо-жемчужному – может как-то повлияли на Вселенную наши радуги, что раскидываются в небесах даже зимой? А может – и мне лично хочется сейчас верить именно в это – Локвуд сейчас здесь, потому что один особо фортовый пацаненок по имени Мишка, отчаянно нуждается в семье?
Я очень хорошо помню тот день полгода назад, когда зареванная двадцатитрехлетняя дура принесла его к нам в Дом. Парень, что по ее словам «заделал бэйби», выставил условие: либо он, либо ребенок. Паскуда. Пацаненок оказался аллергиком. В ту достопамятную ночь, пятую или шестую по счету, его бронхитный надрывный кашель не давал так называемому