«Я не рвусь, – возразил я мысленно. – Это леди Шрапнелл рвется. А на леди Шрапнелл нет управы». Перед ней уже отступили Англиканская церковь, Оксфордский университет, строительная компания числом четыре тысячи человек, ежедневно уверявших, что за полгода собор не построить, и прочие органы – от парламента до ковентрийского муниципалитета, возражавшие против восстановления «архаического символа». Куда уж мне-то?
– Вы знаете, сколько пользы принесли бы эти пятьдесят миллиардов фунтов медицине? – продолжала медсестра, печатая что-то в наладоннике. – Найти лекарство от Эболы II, привить детей по всему миру от ВИЧ, закупить приличное оборудование. Да там на одни витражи можно для Рэдклиффской больницы новый корпус построить, оснащенный по последнему слову техники.
Наладонник выплюнул бумажную ленту.
– Это не ответственность, это…
– Это преступная халатность, мистер Генри. – Она оторвала ленту и вручила мне. – Вот назначение, выполняйте в точности.
Я понуро взглянул на выписку. «Четырнадцать дней строгого постельного режима», – значилось на первой строке.
Строгий постельный режим мне в Оксфорде не обеспечить никак – да и во всей Англии, пожалуй, не обеспечить. Едва леди Шрапнелл пронюхает, что я здесь, строгий режим сразу станет покладистым и уступчивым. Уже вижу, как она врывается в комнату, сдергивает с меня одеяло и тащит за ухо к сети.
– Вам необходимо употреблять побольше белка и выпивать по крайней мере восемь стаканов жидкости в день. Никакого кофеина, спиртного и энергетиков.
– А нельзя подержать меня в лечебнице? – с надеждой спросил я, осененный свежей мыслью. Если кто-нибудь и способен не пустить леди Шрапнелл, то только эти инквизиторши, палатные сестры. – В изоляторе, например?
– В изоляторе? Нет, конечно. Перебросочная болезнь, мистер Генри, на самом деле ведь никакая не болезнь. Это нарушение биохимического баланса, вызванное сбоем внутренних часов и неполадками в среднем ухе. Медикаментозного лечения вам не требуется. Главное – обойтись без скачков во времени.
– Но как я смогу спать?..
Наладонник запищал. Я подскочил от неожиданности.
– Повышенная нервозность, – кивнув, допечатала сестра. – Сейчас протестируем вас немного. Переоденьтесь пока. – Она вынула из ящика бумажный халат и плюхнула сверток мне на колени. – Я скоро вернусь. Завязывается на спине. И умойтесь, вы весь в саже.
Она вышла, прикрыв за собой дверь. Я слез с кушетки, оставив на ней продолговатое пятно сажи, и прокрался к выходу.
– Острейший приступ перебросочной болезни, – донесся из коридора голос сестры. Надеюсь, она не с леди Шрапнелл там беседует. – Ему сейчас только стихи барышням в альбомы сочинять.
Нет, это не леди Шрапнелл. Потому что иначе я уже услышал бы ответную реплику.
– Плюс повышенная беспричинная тревожность, а это уже нетипичный симптом. Попробую просканировать на