– Я без ума от Теннисона! – выдохнула Тосси. – А вы, кузина?
– Это Томас Грей, – ответила Верити. – Элегия «Сельское кладбище».
– О, мистер Генри, вам непременно нужно заглянуть в церквушку, – пропустив уточнение мимо ушей, продолжала Тосси. – У них там стоит чудесная вазочка. Да, мистер Сент-Трейвис?
Теренс кивнул, не сводя с Тосси завороженных глаз, а Верити прищурилась.
– На вазочку непременно нужно посмотреть. – Она подхватила юбку затянутой в перчатку рукой. – Мистер Генри?
– Вне всякого сомнения. – Я взял ее под локоть, и мы чинно прошествовали в церковь, миновав табличку «Посторонним вход строжайше возбраняется».
В церкви было холодновато, едва уловимо пахло старым деревом и плесневеющими молитвенниками. Интерьер был представлен коренастыми норманнскими колоннами, сводчатым раннеанглийским святилищем, викторианским окном-розой и большим плакатом на алтарной ограде, запрещающим проход в пресвитерий.
Начисто проигнорировав запрет и не удостоив даже взглядом норманнскую сланцевую купель, Тосси скользнула к нише в стене напротив амвона.
– Ну не прелесть ли?
Сомнения в ее родстве с леди Шрапнелл (а также в том, от кого леди Шрапнелл унаследовала свои вкусы) отпали окончательно. Хотя Тосси извиняла принадлежность к викторианской эпохе – породившей мало того что вокзал Сент-Панкрас, так еще и памятник принцу Альберту.
Ваза в нише напоминала сразу оба шедевра, уступая лишь размерами (всего один ярус) и отсутствием коринфских колонн. Вместо них имелся плющ и барельеф, изображающий то ли Ноев ковчег, то ли осаду Иерихона.
– Что это за сюжет? – спросил я.
– Избиение младенцев, – пробормотала Верити.
– Фараонова дочь купается в Ниле, – ответила Тосси. – Видите, вот Моисеева корзина выглядывает из тростников. Хотела бы я такую вещицу в нашу церковь. Там сплошная старая рухлядь, а эта как из стихотворения Теннисона. – Тосси восхищенно сжала руки. – «Поэма о римском вазоне».
Не хватало только, чтобы Теренс начал декламировать «Оду греческой вазе» Китса. Я в отчаянии оглянулся на Верити, подыскивая предлог, чтобы удалиться и поговорить. Норманнские орнаменты? Сирил? Верити, однако, безмятежно рассматривала каменную кладку, словно в распоряжении у нас была вечность.
– «В прекрасном – правда, в правде – красота; вот все, что нужно помнить…»[16], – начал Теренс.
– Как думаете, здесь водятся призраки? – спросила Верити.
Теренс оборвал чтение на полуслове.
– Призраки?
– Призраки? – радостно ахнула Тосси. – Ну конечно! Мадам Иритоцкая говорит, есть места, которые служат порталами между нашим светом и тем, потусторонним.
Я покосился на Верити, но ту, похоже, нисколько не настораживало, что Тосси в точности описала нашу сеть.
– Мадам Иритоцкая говорит,