Приличествующим случаю столиком служила крышка над комингсом люка. На ней сервировка в духе разудалой морской вольницы. Значит: водочка, стопарики и чем занюхать.
Бывалыми подмечено: на скоростном ходу совсем иначе тостуется и пьётся. Иначе звучат и доходят слова. Всё там заводит выдать чего-нибудь на улётном пределе. Единственная худая мысль каждым прячется: «Эх, свидимся ли вновь?»
Нет веры на тот счёт, понятно, ни у кого. А раз так, отрываются напоследок по полной. И наливают до пролива.
Артист Большого театра с намотанным замысловато вокруг шеи кашне всё порывался в гуще славного товарищества: – Ребята! Я вам сейчас спою! Во всю моготу спою!
Боже! Как великолепно смотрелся он в той воистину княжеской решимости! Даже концы шарфа за могучими плечами смутно напоминали крылатые одеяния рюриковичей, водивших русские дружины на жестокие сечи. Широкая грудь его начинала вздыматься, прокачиваясь отменным, настоянным на море и сосновых лесах, воздухом.
А ну как до слёз проймёт горьким страдательным романсом «Гори, гори, моя звезда»? Аль обрушит, под стать себе, арию князя Игоря, заглушая перекат звяги мотора?
Первым, воздев к небесам руки, и тоже кутанным, откликался приставленный к басу шустрый московский еврей. – Борья! Умоляю! Не пой! Берьги горьло!!!
– Да разве ж так опекают?! – возмущалось доблестное окружение. – Сгинь, вредитель!
Сейчас же кто-либо встревал с очередным тостом или допытывался, вроде: «Помнишь ли ты Толяна рыжего?» – Из чьих будет? – Да артиллерийских электриков! Забыл? Во даё-ё-ёшь.
Уже на автомате осушалась стопка. Штоколов виновато кололся: «Толян как-то не всплыл в памяти. А вообще вы все у меня в сердце. Оно на одну колодку болит: и за живых, и за мёртвых».
Крайне растроганные юнгаши находили выход для чувств чисто по-русски. Опять-опять через край да под острое словцо! Уже другой, точно из-за пазухи, вытаскивал новый вопросец: – Ка-а-к звали нашу школьную соловецкую лошадь? – Бу-тыл-ка! – отбился басом бывший торпедный электрик. – Смотри-ка, вспомнил! Подналадили мы Борину память.
Раздушевным образом истекало серебро минут на той короткой палубе. Не иначе – жалован последний милосердный подарок судьбы. Чегошеньки маячит за тем – никому не хотелось знать.
Опережая очередной буйный порыв, сам по себе приспел предолгий вынужденный антракт. Геройские ребята и известный на весь мир певец покойно отдыхали».
За свою тесную причастность к ВМФ Алексей изрядно испробовал перипетий на морях и у диких берегов.
По известному числу промчавшихся лет покинул капитан ходовой мостик. Стало быть, втянулся в нескончаемые ветеранские, семейные делишки. Эких самых «туда-сюда», подобным сущим напастям, ни за что не переделать. Однако к чести своей, он пытается. Для меня всё ж щедро