В поисках Авеля. Владимир Гатов

что не один такой, но догадки помогали мало. Он такой был один, у других было не так неотвязно, по-другому. Мальчики, с которыми приходилось общаться, или вовсе не хотели об этом говорить, или выдумывали невероятные истории, от которых ему становилось только хуже – казалось, что за этими выдумками возможна какая-то правда. Яшка утверждал, что держит себя под контролем одной лишь железной силой воли. Впрочем, он всегда врал, включая вранье о походах в бордель с Витькой Кацем и его компанией. Яков вообще был известный врун. Но Авель подозревал, что насчет совместных развлечений с Кацем брат привирает лишь самую малость. И страшно завидовал, что для кого-то сделалось простым то, что казалось ему невероятно сложным.

      Впрочем, беспросветно было лишь до осени. А осенью он вступил во взаимовыгодные отношения с кузиной Ривкой. Он и раньше на нее поглядывал. Она была старше почти на три года, веснушчатая, рыжая, быстрая. Просыпаясь, он сразу начинал прислушиваться к стуку ее стремительных шагов: она так и летала по дому. Яшка рассказал со слов кого-то из приятелей, что она большая любительница целоваться и что дает иногда себя потрогать. О чем якобы всем известно, кроме него. Но Яшка всегда все про всех сочинял.

      Однажды Авель вошел в комнату, когда она доставала что-то, склонившись над ящиком комода; не выпрямляясь, она обернулась к нему – верхние кнопки на блузке расстегнулись, стало видно незагоревшую полоску груди, она заметила его взгляд и загородилась ладонью. Он подошел и дрожащей рукой поправил прядь ее рыжих волос, выбившихся на вспотевший лоб. Она сказала:

      – Жарко сегодня, совсем прямо лето.

      Он взял ее за плечи. Она шутливо замахнулась, края блузки опять разошлись.

      – Какой ты пылкий, Авель!

      Он смотрел, но видел ее не сразу всю, а по отдельности: вспотевшую шею, полную грудь, живое лицо с улыбающимися глазами, рыжие, легко рассыпающиеся волосы, и видел, что она чувствует, какой он твердый. Она только еще слегка попробовала силу своей женской власти, а уж он был готов!

      – Какой ты пылкий, Авель, – повторила она, касаясь его лица губами.

      Он тогда еще не знал, но она действительно хорошо целовалась, и не только целовалась – без всякого любовного чувства, без похоти, чисто технически. Ее это забавляло, придавало уверенности в себе. И с мальчиками было безопасно, так как она полностью контролировала ситуацию.

      Разумеется, он кончил в штаны; лицо его горело, руки тряслись. Было стыдно, но одновременно он чувствовал и пьянящее болезненное облегчение.

      – Какой ты пылкий, Авель, – смеялась она, – легче тебе стало? Хочешь еще?

      Авель не знал, что отвечать. Уши его пламенели. Он кивнул. Да, ему стало легче. Да, он хотел еще.

      – А будешь со мной геометрией заниматься? А то нам столько задают, я часами сижу. И алгеброй заодно. Мопс сказал, что часы сократили и раз в классе не успеваем, основные оценки будут по домашним работам. Тебе раз плюнуть, а для меня облегчение.

      Авель щелкал синусы-котангенсы как бог, а Ривка на будущий год могла выйти