Из задумчивости Эмили вывел стук копыт, и на дороге, проходившей под окнами беседки, показался всадник, поразительно похожий на Валанкура. Опасаясь быть замеченной, Эмили отошла в сторону, но всадник проехал, не поворачивая головы. Вернувшись к окну, Эмили в сумерках различила, что он направляется в сторону Тулузы. Это событие настолько ее взволновало, что она утратила интерес к красотам природы и вернулась в замок.
Мадам Шерон – то ли потерпев поражение от более удачливой соперницы, то ли проиграв в карты, то ли посетив прием более пышный, чем устраивала сама, – приехала из гостей еще более раздраженной, чем обычно, и Эмили обрадовалась, когда ей было позволено уединиться в своей комнате.
Следующим утром мадам Шерон призвала племянницу к себе и с нескрываемым возмущением протянула ей письмо.
– Тебе знаком этот почерк? – осведомилась она сурово и взглянула так, словно стремилась проникнуть в самое сердце.
Эмили ответила, что видит почерк впервые.
– Не пытайся меня обмануть! – воскликнула тетушка. – Немедленно скажи правду. Я настаиваю!
Эмили молча направилась к двери, однако мадам Шерон не позволила ей уйти.
– Значит, ты виновна, – заключила она. – И этот почерк тебе знаком!
– Если прежде вы в этом сомневались, – спокойно ответила Эмили, – то зачем обвиняли меня во лжи?
Мадам Шерон даже не смутилась, зато племянница, спустя миг услышав имя Валанкур, залилась краской, но вовсе не от осознания собственной вины: даже если когда-то она и видела почерк молодого человека, сейчас все равно не узнала.
– Отрицать бесполезно, – продолжала мадам Шерон. – Я вижу, что письмо тебе не чуждо, и уверена, что оно далеко не первое, полученное в моем доме, но без моего ведома.
Потрясенная безрассудством этого обвинения, Эмили сразу забыла, что гордость предписывает молчание, и попыталась оправдаться, однако мадам Шерон не захотела ничего слушать и понимать.
– Не могу поверить, что молодой человек осмелился бы мне написать, если бы ты его не подучила, и сейчас я должна…
– Позвольте