Крупные планы, которые время от времени делал для нее добродушный оператор Миша, тоже не воодушевляли. Правда, Борис – его действительно назначили режиссером-постановщиком – однажды поощрительно заметил:
– Хорошо смотришься, Соня Гамаюнова. Может, со временем эпизод тебе дам.
Соня снималась теперь в историческом фильме, впрочем, в таком же «мыле», как и прежнее. Крепостные девушки, которых изображала массовка, были одеты в шелковые сарафаны и сувенирные лапти, а лицами напоминали фотомоделей. Лицо себе, кстати, Соня делала теперь сама: у нее это получалось лучше, чем у гримерши Лизы, которая, не утруждая фантазию, рисовала одно и то же на лицах всей массовки.
Но настоящего значения это все равно не имело. Даже в самом распрекрасном гриме Соню не покидало ощущение, что она участвует в каком-то неумелом розыгрыше, которым по неведомой причине занимаются взрослые серьезные люди. При этом все они почему-то считали себя высокими профессионалами и не стеснялись объяснять, в чем заключается их профессия: в том, чтобы варить «мыльную» развлекуху для недоумков.
Просматривая однажды сценарий серии, которую предстояло сегодня снимать – как обычно, просматривая впервые, – Борис матерился и орал:
– Что они тут понаписали, говнюки?! Это сколько ж событий они в одну серию понатолкали? Да у теток столько мозгов нету, чтоб и за три серии хотя бы половину этого освоить!
И его возмущение было вполне объяснимо: Соня давно уже поняла, что сериалы, в которых она снимается, рассчитаны на круглых идиотов. Действие в них разворачивалось так медленно, с таким бесконечным пережевыванием одного и того же события, что, если ты ненароком пропустил серий двадцать пять, то, включив двадцать шестую, в течение первых пяти минут мог разобраться, что к чему.
И диалоги: «Алло, это ты?» – «Да, это я». – «А я думал, это не ты». – «Нет, это все-таки я», – перестали ее удивлять.
«Может, так и надо? – думала она. – В жизни ведь все так и есть, и разговоры у людей в основном именно такие – ни о чем».
Но подобные мысли были сначала редки, а потом и совсем исчезли. Соне стало все равно, так же, как и всем, кто крутился в этом бедламе. Ну, кроме, может быть, продюсеров, которые получали за все это большие деньги. Но их Соня никогда не видела.
Поэтому она удивилась, когда оператор Миша однажды сказал ей:
– Сонь, мне с тобой серьезно поговорить надо.
– Про что? – не поняла она. – Про крупный план?
– Почти. В связи с крупными планами твоими, во всяком случае. Я тут присмотрелся к тебе…
Съемочный день был окончен. Девчонки уже ушли в большую, одну на всех – отдельные полагались только исполнителям