28 июня. Сталин собрал членов Политбюро и впервые завёл с ними речь о собственном обращении к народу. Он почувствовал: откладывать объяснение со страной больше нельзя. Люди ждут не дождутся от главного коммуниста ответов на вопросы, что с нами происходит и как стало возможно такое, о чём не допускалось раньше и мысли?
В первую военную субботу Сталин находился в рабочем кабинете с 19.35. Покинул его в 00.50 после долгого разговора с В.Н. Меркуловым. Нарком госбезопасности сообщил, что в тыл отправлено для диверсионной работы свыше полутысячи человек. Ещё столько же готовится. У Сталина побывали больше десятка человек.
29 июня. Этот и следующий дни большинство либеральных историков полагают «пропавшими». Начало этому «пропаданию» положил «великий строитель коммунизма, кукурузник» Н. Хрущёв: «Я знаю, каким героем он (Сталин. – М. З.) был! Я видел его, когда он был парализован от страха перед Гитлером, как кролик, загипнотизированный удавом. Берия мне рассказывал, что Сталин совершенно был подавлен. Буквально так и сказал. “Я, – говорит, отказываюсь от руководства”, – и ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу». Вторит «кузькиноматчику» генерал-проститутка Д. Волкогонов: «Документы, свидетельства лиц, видевших в то время “вождя” (почему в кавычках – он и был вождём! – М. З.), говорят, что с 28 по 30 июня Сталин был так подавлен и потрясён, что не мог проявить себя как серьёзный руководитель. Психологический кризис был глубоким, хотя и не очень продолжительным». Наглая и циничная ложь генерала-сволочи!
Да, о падении Минска Берия узнал по радио и доложил Сталину. Тот позвонил Тимошенко, но не услышал от него внятного доклада. Вместе с Молотовым и Микояном Иосиф Виссарионович поехал в Наркомат обороны. Примерно полчаса шёл нормальный разговор. Но Сталина всё больше расстраивало то, что ни Тимошенко, ни Жуков, ни Ватутин совершенно не владеют военной обстановкой на местах. И он взорвался. Анастас Иванович напишет, что после этого Жуков «разрыдался, как баба, и быстро вышел в другую комнату». Писатель И. Стаднюк на основе своих бесед с Молотовым рисует несколько иную картину: «Верно то, что вечером 29 июня Сталин потерял самообладание, узнав, что немцы второй день хозяйничают в Минске. Выходя из Наркомата, он с ожесточением сказал: “Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, всё просрали”». Другой писатель, Н.А. Зенькович, тоже беседовавший с Молотовым, ещё более обостряет стычку Сталина и военных: «Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывал их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. Нервное напряжение сказалось и на военных. Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного в адрес вождя. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения. Изумлённый такой наглостью военных, Берия пытался вступиться