– Ещё полгода. – повертев посуду в руках, я, пожав плечами, всё-таки решила отведать то ли водки, то ли самогона, о чём пожалела почти сразу же. Сухой кашель, слёзы и горящая гортань, которую словно ножом поранили изнутри.
– Закуси-закуси. – указав на тарелку, на которой что только не лежало – галеты, сухой сыр и даже колбаса, мужчина закинул за воротник и подлил себе ещё немного. Недолго думая, я закинулась галетами, ведь только они не вызывали у меня подозрения, и вроде как полегчало. – Значит… Тебе нужна работа?
– Уж точно не помешала бы. – потянувшись, я хрустнула хорошенько спиной и выпрямилась, устав горбиться словно чёрт. – Вкусить снова прелести мирной жизни там… Да и жить должно быть на что.
– Неужели Цефис перестал выделять тебе карманные? – вскинув брови, Дугр скрестил руки на груди и выпятил огромное пузо вперёд, обратив всё своё внимание на меня одного.
– Да… неудобно уже как-то… – почесав затылок, который наконец перестал приносить мне сплошной дискомфорт, я опустила глаза вниз, непонятно от чего засмущавшись. – Мне всё-таки давно не 15…
– Если не хочешь уж совсем быть «независимой», то можешь устроиться ко мне. Вторым продавцом. – предложил оружейник свою помощь. Так сказать, по доброте душевной.
– Чтобы ты наконец мог сидеть бухать на складе целыми днями, пока кто-то стоит за прилавком и делает кассу? – ухмыльнувшись, уточнила я с сарказмом, который мужчина, к счастью, вкурил. Иначе кое-кто бы отхватил.
– Две сотни ставка тебя устроит? – спросил Дугр и водка была опрокинута залпом. – При условии, что ты будешь работать, как следует. С полудня до вечера.
От такого слишком жирного предложения отказываться было ну очень глупо. Поэтому через пару дней я уже стояла как штык за прилавком, продавая пушки кому попало. Естественно, только не детям. Всё-таки это запрещено «законом». Одним из «законов», которых у нас как бы нет, но как бы и есть. Я чувствовала себя продавцом какого-то богом забытого ларька в очередной многоэтажке, куда каждый день бегают детишки за сигами и алкашкой. М-да, лучше бы я их продавала, чем пушки, в которых как бы и секу, в отличие от работы с людьми, что терпеть не могу. На протяжении всего дня народу относительно мало. А покупателей, что уходят с одной несчастной пукалкой, и того меньше. Но вот вечером, когда солнце скроется за горизонтом, народ начинает валить. Преимущественно местные бандиты. Видимо, это именно то, что осталось от Наоми. Что частенько меня узнавали.
С барами пришлось покончить. Не навсегда, конечно, но на приличное время. Ведь тогда бы от моих честно заработанных патронов ничего не осталось. После работы, что кончалась примерно под начало ночи, я ковыляла домой по тёмным улицам и по прибытию спускалась в подвал. Убираться. Да обустраиваться. После первой получки, что составила целую сотню армейских (где-то столько же мы оставляли почти что каждый вечер в баре), я метнулась на рынок, прикупив пайков и самый дешёвый коврик на кухню, чтобы наконец скрыть царапины. На следующих выходных