–– Грубиян! Это пьяное хамство просто омерзительно!..
Я не знала, чем все это закончится, но была уверена, что на этот раз приму решение насчет своего будущего самостоятельно и ничьему давлению не поддамся. Даже неприкрытому давлению собственного мужа!
4
Я ехала в экипаже, в ярости кусая кружевной платочек, и не успокоилась даже тогда, когда карета прогрохотала под арками Королевской площади. Не дожидаясь, пока служанки спустятся на звонок, я открыла дверь собственным ключом и вихрем промчалась через анфиланду комнат по направлению к гостиной. Не раздеваясь, я дрожащими руками распахнула дверцы большого старинного буфета, достала бутылку арманьяка, плеснула золотистой жидкости в стакан. Пить? Как давно я не прибегала к подобному средству для расслабления! Но теперь нервы у меня были как натянутые струны, и я, секунду поглядев, как играют блики стекла в арманьяке, залпом выпила.
Арманьяк обжег горло. Я закашлялась, стала лихорадочно искать в буфете полотняные салфетки, и, пока делала это, почувствовала, как горячая волна плывет по жилам. Потом глотнула еще и еще… Чем больше спиртное туманило рассудок, тем расслабленнее и отстраненнее я себя чувствовала. По крайней мере, сердце умерило стук, и я уже не кипела от злости, вспоминая, как меня оскорбили.
«Черт возьми, зачем я только поехала к нему?! – задала я себе наконец вопрос, расположившись перед камином со стаканом в руках. – Зачем так спешила? Разве нельзя было подождать день-два, собрать сведения… да и решить, что вообще хочется мне самой?! Я летела к нему, как влюбленная девчонка, а он и не думал обо мне. Пил и наверняка встречался с женщинами. Где уж ему обрадоваться моему приезду? Мое место, как он думает, – в Бретани. На хуторе. В вечной скуке и вечном ожидании!»
От этой последней мысли меня снова опалила обида. Я подумала: ведь действительно, весь наш брак был построен именно по этому рецепту – Александр живет жизнью, полной разнообразных приключений, политических и любовных, а я покорно жду его в поместье… жду, когда он уделит мне, наконец, внимание, одарит теплом и развеет скуку. Этот мой удел я до поры до времени принимала с пониманием: замужний статус и маленькие дети обязывали к некоторым ограничениям, да и революция, оставившая меня без средств, отучила меня от всяких мыслей о светской жизни. Но кто сказал, что я обречена вечно жить именно так? Ведь мой муж, даже поклявшись, что мы больше не будем разлучаться, сам вовсе не превратился в сельского помещика и домоседа!
Особенно меня поражало то желание подавления, которое я разглядела в нем. Он хотел подчинить меня своей воле, чуть ли не вернуть в стойло. Казалось, само мое появление он расценил как страшную угрозу своей власти в нашей семье. Но почему? Неужели его так страшит призрак Клавьера и он так опасается, что здесь я буду слишком доступна для происков банкира? «Он, этот лавочник, помнит тебя, – прозвучали у меня в голове слова