«Ваша дочь интересует не меня, – сказал Дюжон, согнувшись в карикатурном поклоне, и его уродливый спутник издал короткий смешок, – не так ли, мистер Сведенборг?»
После этих слов алхимик и его homunсulus развернулись и пошли прочь, лишь последний бросил на ходу фразу: «Beata stultica13».
«Что имел в виду этот проходимец?» – спросил Польхем.
«Не знаю», – ответил я и опустил глаза.
Боюсь, я никогда не забуду того взгляда, что были брошены на меня и Эмеренцию Дюжоном и его не менее отвратительным слугой. И до сих пор я мучаюсь сомнениями, сыграла ли та встреча свою злополучную роль в последующих событиях, лишивших меня радости семейного счастья?
Наш с Кристофером инженерный проект продвигался. Каждый день я старался доработать новую деталь, внести предложение и принести свежий чертёж в мастерскую, чтобы иметь возможность провести несколько заветных минут с Эмеренцией.
В конце концов у меня и моего компаньона произошёл разговор, который я помнил всю земную жизнь и сейчас он звучит в ушах, будто это произошло вчера. Случилось это во время прогулки по саду, после того как мы утвердили к изготовлению опытный образец разработанной мной системы цилиндров.
«Я нахожу приятным, что тебе нравится проводить время с Эмеренцией», – сказал Кристофер, – Вы обсуждаете поэтов и библейские рассказы, что явно идёт ей на пользу. Да и теперь её игра на клавесине стала чище, и ублажает мой слух».
«Общение с вашей дочерью доставляет мне огромное наслаждение – удивительно наблюдать чистый и зрелый ум в столь юной девушке».
«Друг мой?» – Польхем, поднял глаза, осененный неожиданной догадкой.
«Да, Кристофер, я люблю вашу дочь», – исполненный волнения, выпалил я.
«Я искренне рад, Эммануил, – компаньон положил руку мне на плечо, – что ты испытываешь к моей дочери столь благородное и возвышенное чувство. Однако должен спросить тебя со всей присущей подобному признанию серьёзностью, не может ли случиться такое, что влечение твоё, особенно в столь сложной ситуации нашего общего дела, лишь мнится тебе тем окрыляющим даром, воспетым поэтами? Не может ли так произойти, что очарование молодости лишь показалось тебе светом, спрятанным Господом в наших душах?»
«Клянусь своей бессмертной душой, – сказал я, – что сам враг рода человеческого не смог бы наложить тех чар на глаза мои, чтоб принял я неправое за правое, чтоб чёрное показалось мне белым, ибо свет я вижу не оком, но сердцем, – бесконечен он и неисчерпаем в собственной полноте, ибо имеет единый источник. Посему, друг мой, наставник и компаньон, я бы хотел просить вас – с самыми чистыми намерениями и стремлением души – руки и сердца вашей дочери, Эмеренции Польхем».
Кристофер был тронут моей речью,