дискантом, который с годами превратился в тенорок, в котором ничего выдающегося не было, но зато Василий Андреевич под руководством специалистов усвоил все тонкости постановки церковного пения, изучил все, что вообще было создано для исполнения в церкви – всякие праздничные хоры и с участием солистов, и церковные специальные «концерты» – словом, из семинарии он вышел образцовым хорошо обученным специалистом-регентом. В Духовную Академию он не пожелал, а поступил в университет на медицинский факультет. Попы, воспитавшие его, было разочаровались, но когда он прославил университетский церковный хор, сложили гнев на милость и решили удержать его «в лоне» церкви. И удержали. Врач из него получился неплохой, а регент он был выдающийся, так что постоянно вращался среди «церковных работников», если можно так выразиться, и был у них прямо-таки «нарасхват». Все церкви стремились заманить к себе его с его хором. Во-первых, хор был действительно хорош, он привлекал в церковь людей, а люди ведь несли с собой деньги – кто свечку купит, кто пятак на тарелочку положит, а кто и молебен закажет, кто крестины, кто свадьбу, кто похороны; а главное еще и то, что Василий Андреевич был на свой образец очень принципиальный человек: он ни гроша не брал за хор и вообще не признавал оплаты за церковную «работу». Он считал, что церковь существует только «для души», что делать из нее для себя источник дохода и грешно и вообще не этично. И в хор к себе он набирал только любителей церковного пения.
Между прочим, на этой почве получился несколько комичный момент: некоторые «оборотистые» люди, желая устроиться на хорошую работу, принимали вид больших любителей церкви и церковного пения и, если у них были голоса, слух и какие-нибудь способности к пению, они попадали к нему в хор, он к ним привыкал, привязывался, начинал «болеть» за их невзгоды и, конечно, устраивал на хорошую работу, так как «связи» у него имелись, часто даже опять-таки благодаря церкви. Вообще, его нетрудно было «обвести вокруг пальца», и многие этим пользовались. Даже попробовал это и его собственный сын – Петя.
Не знаю уж, откуда, возможно, от матери, у Пети была тяга к деньгам. В семье Поповых это качество вообще отсутствовало, братья Поповы все были нерасчетливы. Так Петя примерно с 3-го – 4-го класса гимназии стал обнаруживать тягу к церкви. Ни слуха, ничего похожего на голос и музыкальность у него и в помине не было, так что в хор отец его никак не мог взять, и они вышли из положения таким образом: Петя взял на себя роль «церковного прислужника» и с ультраблагочестивым выражением лица ходил по церкви в парчовом стихаре, поправляя оплывавшие перед образами свечи, собирал с молящихся пятаки, обходя их по всей церкви со специальной тарелочкой, покрытой парчовой «салфеточкой». Эти «сборы» попы после службы ссыпали в специальную запертую кружку, и через определенные промежутки времени делили между собой и остальными «служителями», причем Василий Андреевич просил Петю в этот дележ не включать,
