За что уничтожил?
Кто знает? Видно, было за что, земля-то – живая, цельная и самодостаточная система.
– Ну-у, со мной здесь должна быть Настя Солнечная, – словно моя Младшенькая, с лёгкой досадой, поджав губы, из стороны в сторону качает она головой.
– С Настей?.. – дивлюсь, не придя ещё в себя.
– Во всяком случае, так мою бабушку Анастасию называла тетрадь, – жмёт плечами девчушка, с опаской глядя в мои мечущиеся от непонимания глаза.
– А-а-а?.. – тяну, лихорадочно ища ответы на все эти новые… неслучайные странности.
Что-то они зачастили ко мне в последнее время, а так бы хотелось вместо них попутешествовать вместе с Феликсом в его поистине не менее непростые, чем ТЕПЕРЬ, времена перестройки-катастройки. Тогда мы были юны и беспечны, несмотря на валящийся за нашим окном в пропасть Мир.
Он, этот Мир, вообще, с завидной регулярностью валится туда, в пропасть, подкидывая человечеству всё новые и новые испытания.
Однажды МЫ не справимся… с ними.
Однажды, но… не ТЕПЕРЬ!
В том нет сомнений.
Мы, Человечество, ни в чём не виноваты перед Ним.
Мы такие, какими Он нас создал.
Но Он имеет право и даже должен время от времени наставлять нас, поправлять, если время на то… пришло.
А оно ТЕПЕРЬ, похоже, пришло!
– А… мама где? – спрашиваю машинально, даже, кажется, немного испуганно, излишне громко в надежде, что жена, услышав наш необычный разговор, выйдет с кухни ко мне навстречу… на помощь.
В конце-то концов, кто знает, может быть, я… просто сошёл с ума и вот теперь вижу всякие странности своим богатым, но виртуальным воображением.
Но… какие ещё могут возникнуть у меня мысли, когда в собственной квартире вместо жены и дочки вдруг появляется весьма юная и совершенно незнакомая мне леди, говорящая весьма странные вещи, называя мою девятнадцатилетнюю дочь своей бабушкой да ещё используя никому не известный её детский сценический псевдоним.
– Мурь-мяу… – вместо жены в коридоре появляется наш огромный рыжий кот Тихон и, внимательно глядя на меня (мол, чего шумишь-то тут?), дружелюбно обхватывает своим пушистым хвостом ногу незнакомки.
Он так всегда делает, когда хочет показать своё расположение и поддержку кому-нибудь из домочадцев, но чтоб этот диковатый и малообщительный «котяра» проявил внимание и нежность в отношении незнакомца, такого ещё не случалось.
– О! Тихон Маркович, – смело треплет она грозное десятикилограммовое животное по мохнатой макушке за ухом. – Здравствуй, дружище! А ты-то как тут оказался?
– Тихон Маркович? – дивлюсь происходящему.
– Ну да! – искренне радуется незнакомка, наглаживая громко урчащего кота. – Так его папа назвал в честь Тапочкина… Тихона Марковича, жившего когда-то у него в детстве.
– Тихона Лавровича, – машинально поправляю, незаметно для себя втягиваясь в разговор с кажущейся уже и знакомой мне девчушкой.
– Тихона