Ему вообще на удивление понравилось обходиться собственными силами. Головой.
Руками.
Прошло двадцать лет с того момента, как его изгнали из рода, и он…Он не был уверен, что так уж хочет вернуться.
Двадцать лет долгий срок. Особенно для того, кто и до изгнания прожил не дольше.
И пусть сначала он сам себе казался недотепой и неумехой, осваиваясь в совершенно новом для себя мире, то сейчас… Сейчас он чувствовал себя собой.
Капитаном Элом. Хозяином «Стихийного».
Он сам купил этот корабль. На заработанные разными, но совершенно законными способами. Ему хватило пары лет на границе, чтобы понять, что военные – не его вариант. Он привык сам приказывать, так что пришлось нелегко. А вот море…
Море его очаровало. В любом виде.
Стало его женщиной. Которая точно будет с ним – даже примет в свои объятия, если ему вдруг придется здесь сдохнуть.
Нет, он понимал, что рано или поздно долг потребует его возвращения. И никто не позволит ему сопротивляться – да он сам не позволит. Это было в его крови, в прямом и переносном смысле – сила и долг Правящих. Его долг. Мальчишкой он воспринимал это как защиту от своих идиотских поступков.
Сейчас же осознавал – это награда.
И наказание.
Но увиливать не собирался. Потому что, похоже, именно ему пророчат стать следующей Тенью, главой департамента и…Темной стороной Императора.
Понятно, что его дядя, Арий тер Олард, еще не скоро уйдет на покой, но… В последний его приезд во дворец, Тень, чуть кривясь, сообщил, что чувствует в нем то, что в свое время почувствовали в нем самом.
То, что является ключом, поддерживающим этот мир. То, что в свое время полностью перейдет к Эльтару тер Оларду.
Не капитану Элу – хотя он привык к своему новому имени даже больше, чем к старому.
Способность нести ответственность за само существование Империи.
И Тень же переделал его браслет, что ограничивал доступ к магии долгие годы. Не убрал полностью, нет – он никогда не изменял своему же слову. Но наказал тренироваться время от времени. Снимать и тренироваться.
О том приезде Анне, жене Ария, не сказали.
Эльтар принял и это. Произошедшее двадцать лет назад, когда он едва не убил женщину, которую любил, до сих пор слишком живо было в его сердце. И, наверняка, в сердце всех близких девушке людей.
Да он и сам себя не простил, хотя Анна простила давно.
И пусть они не виделись – писала. Совершенно обычные письма, которые он бережно хранил. Рассказывала об Эгере, о своих делах, о детях. О том, как она доучилась в Академии – и насколько порой это было странно и смешно, учиться «среди всех этих юнцов, которые заглядывают мне в рот, будто я была героиня – хотя совершенно не понимаю, что такого геройского я совершила, кроме как вышла замуж за Правящего».
Она всегда так. С иронией относится и к своему положению, и к обязанностям.
И к тому,