Максим догадывался, что над ним нависает угроза, но показывать даже толику беспокойства, тем более перед этим потным, пьяным подполковником, ему сейчас очень не хотелось.
– Ах, как обидно. Арестовать меня в одиночку у вас, видимо, кишка слишком толстая, – издевательски предположил он и продолжал насмехаться: – Ну, что же, я вас понимаю. Вам остаётся только использовать своё служебное благородство.
– Вот поганец, – тихо выругалась в дверях Светлана Александровна.
– Запомни щенок, ты ещё не раз пожалеешь, что вышел в этот вечер из дома. Я сделаю так, что ты вряд ли в него вернёшься. Я тебя в порошок сотру, – с хрипом грозился Михаил Анатольевич и про себя подумал, когда упомянул о «порошке»: – «А может этой сволочи вдобавок ещё и наркотики подбросить, чтобы срок был в районе «двадцатки»?». Он даже потянулся рукой в карман за телефоном, чтобы кому надо дать указание, но передумал. Посчитал, что и так достаточно, а банальная грязная «наркота» в этом деле может кого-то навести на ненужные сомнения и размышления.
– Вы остыньте и постарайтесь превратить себя в человека, – спокойно попросил Максим и, не дожидаясь реакции подполковника, пошёл к подъезду.
Жмыхов проскрипел зубами, провожая его уход взглядом, в котором не скрывалось предвкушение мести, и громко распорядился, обернувшись к машине:
– Дождёшься группу здесь, никуда не уезжай.
Но заходить в подъезд Михаил Анатольевич не спешил, дожидаясь, когда этот молодой тип с первого этажа наверняка зайдёт в свою квартиру. На глаза Жмыхову попалась неухоженная мрачная старушенция, и он прикрикнул на неё:
– Чего встала? Иди, вари свои щи.
– Из такой свиньи, как ты…. Да, с удовольствием бы, – тихо пробормотала баба Паня, чтобы тот не услышал, и осталась стоять у своего подъезда.
Баба Паня от начала до конца была молчаливым свидетелем этой свары и слышала каждое слово. Надо сказать, что она брезгливо и с неприязнью относилась к людям в милицейской форме, потому что однажды ей пришлось с ними столкнуться напрямую, после смерти сына. Никто из них тогда толком ничего не объяснил ей об обстоятельствах смерти её мальчика, а один капитан даже грубо отпихнул её и наговорил много гадких слов. Так что, мнение об этих органах власти у бабы Пани сложилось твёрдое, и она больше не хотела иметь с представителями этих органов никаких контактов. Один раз даже участкового за порог не впустила; ответила на его вопросы через дверь и пожелала тому сменить работу. А сейчас старушка очень сильно переживала за Максима. Она подумала, что зря он так бойко схлестнулся с этим форменным развратником. «Ведь все возможности есть у этого упыря, чтобы кого угодно наказать, – размышляла она. – Но как же здорово Максимка выставил его дураком. Красиво, чёрт побери!», – восхитилась в душе баба Паня и тут же принялась просить у Господа прощение за «чертыхание».
Маргарита Николаевна отошла