– Ох, и до чего же я такой влюбленный в вас, – медово облизнулся Андрей, освобождая место для здоровущей, будто сомбреро, тарелки, которую псевдо итальянец ювелирно поставил перед ним.
– Тоже мне Попандопуло! – хмыкнул Александр, вооружаясь вилкой и ножом, и звучно втянул воздух. – Мля, дурман. Люблю повеселиться …
– Особенно пожрать! – весело подхватил Чупа-Чупс, хватая столовые приборы.
– Не смею мешать, панове, – галантно шаркнул ногой в лакированном штиблете официант. – Guten Appetit!
– Спасибочки, друже! – почти хором ответили офицеры, облизывая взглядом живописно сервированные блюда.
Аэропорт крутил нескончаемое кино: невидимые динамики на трех языках сыпали объявления, ревели реактивные двигатели за панорамными окнами, эскалаторы смиренно, как те бурлаки с Волги, бодро тянули ленту багажа и пассажиров.
Морозов, слегка развалясь на стуле, из квадрата белоснежной салфетки тщательно складывал самолетик. Загнув очередную складку, он ногтём разглаживал сгиб. Кайда потеплевшими глазами следил за манипуляциями напарника.
– Серединка сыта, концы играют, – он подавил зевок, вытягивая ноги под столом.
– Угу, – закончив сборку, Чупа-Чупс завертел головой, выбирая маршрут для бумажного аэроплана. – Кстати, о птичках. В сортире окно имеется. И, размер подходящий. А, крыша темнехонько в метре под рамой. Пройти по ней можно до конца галереи. Окон семь штук. Четыре открыты.
– Вот, и славно, – подполковник лениво смотрел на жидкокристаллический монитор телевизора, что висел за барной стойкой.
– Значит британский вариант? – Андрей, коротко размахнувшись, запустил самолётик в проход. Тот величаво проплыл между столиками и, грациозно спланировав, скользнул по керамограниту, уткнувшись в серый мокасин девушки, что с меланхоличным видом, пила капучино из керамической кружки. Почувствовав касание, она посмотрела вниз. Увидев причину, девушка улыбнулась и подняла глаза. Морозов, просияв лицом, расплылся в детской улыбке.
– Наигрался, проказник? Пора, труба зовет! – Александр, поднявшись со стула, направился к барной стойке.
Турбины ныли на одной ноте, что напоминало монгольскую мелодию, бесконечную и унылую одновременно. Хотя, это дело вкуса. Вполне возможно, сей музыкальный изыск повествовал о стремительном беге коня или грозном вихре торнадо.
В салоне лайнера дважды мигнуло освещение, всколыхнув легкое оживление пассажиров. Стюардессы ещё шустрили вовсю. То тащили напитки в небольших бутылочках, облепленных пестрыми этикетками, то одаривали леденцами в шуршавших обертках. Пузатый бюргер, сидевший в соседнем ряду, успел выклянчить очередные сто грамм “Hennessy” и тянул птичьими глотками «француза» из пластикового стаканчика на подобие мензурку.
– Ты оказался прав, – Мари вытащила косметичку из сетчатого кармана спинки кресла напротив. – Калитку в клозете ещё не заперли. Правда, народишко