Еще через полчаса ко мне в кабинет заходит док. Выглядит уставшей, хотя ей не привыкать.
– Выкладывай.
– Вколола ей обезболивающее и жаропонижающее. Дыхание нормализовалось, шок тоже купирован медикаментозно. Дала успокоительное. Она спит.
– Когда оклемается?
– У девочки истощение, жар и к тому же аллергия на химикаты. Ее рана на щеке разошлась, пришлось заново зашивать. Будет грубый рубец, не позавидуешь. И еще на стопах сильные натертости, она не сможет ходить, если и дальше будет носить ту обувь, которая привела к этому.
– Понял. – Сжимаю кулаки до хруста. Ясно, чего она тогда упала.
Уходя, док еще раз обращается ко мне. Позволяю, но только ей.
– Господин Власов, мы знакомы не первый год, поэтому я осмелюсь высказать свое скромное мнение. Если не хотите, чтобы девочка выжила, просто пусть никто к ней пока не заходит. Она умрет сама дня через два от горячки или дня через четыре от голода. Если же хотите, чтобы выкарабкалась, смотрите, чтоб ее кормили. И вот еще. – Протягивает мне какой-то бутылек. – Это мазь. Очень сильная. Наносить на руки дважды в день, даже если спит.
Протягиваю докторше хорошо набитый конверт.
– Держи, заработала.
Берет не задумываясь. Мы хорошо ладим.
Удивляюсь доку. Ей никогда нет дела до пациентов, а тут, гляди, прониклась прям, советы раздает.
Света уходит, стуча каблуками, а я закуриваю и глубоко затягиваюсь, выпуская седой дым через нос. Часы отбивают два ночи, на улице тьма, так же как и у меня в груди. Думаю, что делать. Мысли роятся в голове, но никак не складываются в пазл. Чертыхаюсь и иду к ней.
Отворяю дверь и прислушиваюсь. Очень тихо везде, спит все еще, кажется, хотя, зная Свету, уверен: девчонка будет в отключке до самого утра. Долго смотрю на куклу и поражаюсь, как можно одновременно быть такой дрянью и выглядеть как ангел, мать ее. Природа жестока, но я еще жестче и не поведусь на этот паршивый театр одной актрисы.
Ее длинные ресницы лежат на щеках и веером отдают легкой тенью. Лицо красивое, кукольное. Хотел шрамом ее подпортить, но ни хрена, все равно красивой сука осталась. Губы эти чертовы, красные от температуры и сухие от жажды. Вспоминаю, как прикасалась ими к моему члену, и ствол сразу же каменеет. Стараюсь переключить мысли, иначе меня просто разорвет от этого воспоминания.
Секунды кажутся часами. Она это сделала, она, вот только зачем? Что ее вынудило? Неужели можно так играть в невинность, прикрывая свое истинное лицо? Оказывается, можно. Не дам я ей сдохнуть сейчас. Рано еще, не заслужила так просто выйти из игры и долг свой в полной мере не отработала.
Сажусь на край одеяла, кладу ее руки себе колени. Открываю этот чертов пузырь от дока и наношу мазь на нее руки. Кто бы увидел, не поверил бы, что Руслан Власов лично ухаживает за какой-то шлюхой малолетней. А нет, ей уже девятнадцать, вот только разница в семнадцать лет между нами меня ничуть не успокаивает.
Быстро забинтовываю обе ее руки. После войны я профи в этом.