Считается, что когда возвращаешься в родные края, все будто уменьшается в размерах, но моя улица выглядела просто свихнутой. Пару домов миленько отремонтировали – вставили стеклопакеты и выкрасили в пастельный цвет с нелепым закосом под старину, но большинство осталось без изменений. Дом шестнадцать, похоже, дышал на ладан: крыша местами провалилась, у крыльца груда кирпичей и разбитая магазинная тележка, за прошедшие двадцать лет кто-то успел поджечь дверь. На первом этаже дома восемь уютно и чертовски опасно золотилось освещенное окно.
После свадьбы у родителей ежегодно появлялось прибавление – чего еще ожидать в стране контрабандных презервативов? Так родились мы с Кармелой и Шаем. Потом, после почти пятилетней передышки, появился Кевин, а еще через пять лет – Джеки. Видимо, время от времени взаимная ненависть родителей ненадолго угасала. Мы занимали четыре комнаты в первом этаже дома номер восемь: спальня девочек, спальня мальчиков, кухня, гостиная. Уборная была на заднем дворе, а мылись мы в жестяном тазу на кухне. Сейчас родители живут в квартире вдвоем.
Мы с Джеки видимся каждые несколько недель, и она, если можно так выразиться, держит меня в курсе дел. Она считает, что меня необходимо посвящать в мельчайшие подробности жизни каждого, а мне хватило бы известий о смертях в семействе, так что к золотой середине мы пришли не сразу. Подходя к Фейтфул-Плейс, я уже был осведомлен, что у Кармелы четверо детей и корма шириной с автобус, Шай живет этажом выше родителей и работает в том же велосипедном магазине, ради которого бросил школу, Кевин продает телики с плоским экраном и каждый месяц меняет подружку, у па что-то со спиной, а ма – вся такая же ма. Для полноты картины надо сказать, что сама Джеки – парикмахерша, живет со своим Гэвином и грозится однажды выскочить за него замуж. Я сильно сомневался, что она не врет и действительно следует моим запретам, однако, по ее словам, остальные родственнички ни хрена обо мне не знали.
Входная дверь была не заперта, как и дверь в квартиру. В Дублине никто больше не оставляет двери нараспашку. Джеки тактично позаботилась, чтобы я мог войти, когда сам захочу. Из гостиной слышались голоса – скупые фразы, долгие паузы.
– Приветики, – сказал я с порога.
Чашки, звякнув, опустились, головы повернулись. На меня уставились мамины черные глаза и пять пар ярко-голубых – в точности как у меня.
– Прячьте героин, –