– Кустодиев, мля! – возмутилось чудовище.
– Пусть будет Кустодиев! – выкрикнул Джордж (про себя же подумал: "А все-таки Рубенс!").
– Ну, будешь колоться? – опять вопросила бабища. – (Джордж ее узнавал, как бы она ни маскировалась!)
– Плохо слышу… – захныкал крупье, жадно слизывая с губ кислые капли шампанского.
– Плохо слышит! – за ним, слово в слово, старательно повторило рыло.
– О чем вы, мамаша? – взмолился он почти искренне (хотя и догадывался, о чем она!).
– Растолкуй ему, Пэтя! – кивнуло опричнику рыло и вульгарно высморкалось на пол.
Опричник послушно заправил острие анодированной проволоки с флажочками в правое джорджево ухо – и ловко же оное вытащил из левого, после чего, ухватившись за оба конца металлической жилы, рьяно принялся за чистку джорджевых слуховых рецепторов – слева направо и справа налево.
Из невидимых глазу щелей в стенах грянул гопак, при первых же звуках которого бабища пустилась в пляс.
– Я все вам скажу! – в голос признался крупье.
– Вот так все клянетесь, а после обманываете! – лихо тряся телесами, воскликнула Сучье Вымя.
– Не обману! – возопил наш герой, вознося глаза к небу.
Внезапно он вспомнил Иерусалим…
69.
И, пожалуй, еще из жития Джорджа…
…Покуда шейх, брызжа слюной, грозился спалить всех армян старого Иерусалима, Джордж своим ходом достиг порта в Яффо и сел на парусный
корабль, плывущий в Армению, через Ленинград (город неписаной красоты, белых ночей, черной зависти, цареубийц, жадных старушек, философов с топорами и трех революций!).
Но, поскольку прямой водной трассы от Ленинграда в Армению не оказалось, его по-хорошему попросили оставить парусник и спуститься на пирс, мокрый от брызг Балтийского моря.
Но там его вдруг оковали цепями и, как миленького, пехом, в колодках, отправили подальше на Север, в Сыктывкар, в концентрационные лагеря для сбежавших из Иерусалима…
70.
…Тут, безусловно, читатель третьего тысячелетия нуждается в некоторых пояснениях по поводу второго.
Дело в том, что в ту зимнюю пору, когда наш герой приплыл в Ленинград, там правил Народ.
Человека еще проведешь – но Народ!..
71.
…Совсем не вдаваясь в подробности лагерных лет (тема другого романа!), все же заметим, что каторжный труд способен согнуть кого хочешь!
Тем более – на лесоповалах, в алмазных копях и золотых приисках, без солнца и витаминов.
Джордж, мы помним, сходил с корабля чистым агнцем: с взором наивным, румянцем на детских щеках и едва приметным пушком над верхней губой.
За четыре неполных года неволи лик херувима превратился в маску сатира: истаял, как не был, иерусалимский загар, поредели каштановые пряди волос, безжалостная цинга повыела зубы, глаза загноились, нос раздуло от насморков и простуд, губы потрескались, задубела атласная некогда кожа, грязно-бурая с проседью борода стелилась по