Занималась заря.
Гугукали голуби.
Летучие рыбки резвились в канавах.
Кричали чайки.
Квакали лягушки.
– Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, то станет всем! – про себя как бы пробормотал Сатана.
– Зачем? – улыбнулась наивно Луиза.
– Затем! – без улыбки ответил Князь Тьмы.
Папашин революцьонный настрой показался ей странным: она ничего не хотела менять – ни в себе, ни вокруг.
Но признаться в сомнениях не отважилась.
– Многого лучше не понимать! – авторитетно заметил Бес (опять он читал ее мысли!). – А то вдруг такое поймешь!..
Вот это напутствие Черта ведьма выучила наизусть, как стихи, и повторяла, как молитву, по утрам, проснувшись, и вечером, перед сном – при том она всегда вспоминала доброе лицо злого отца и его неглупую мудрость: многого, дочка, лучше не понимать!..
63.
…И вот, спустя семьсот лет после той знаменательной встречи в Памье, Отец-Сатана, в нарушение протокола, самолично встречал ведьму-дочь со змеиным яйцом на груди, в приморском аэропорту Тревизо (а не у крайней аркады Новых Прокураций, в таверне хромого де Билла, как обещал, за колченогим столом!) – так Ему не терпелось поскорее получить то, за чем Он ее посылал…
64.
Но вернемся, однако, в Китай, к Иннокентию…
…Иннокентий, пригнувшись, под натиском встречного песчаного ветра, упорно преодолевал страшную пустыню Гоби.
Уши, глаза, ноздри и рот залепил песок, каждый шаг доставался ценой невероятных усилий – но он шел, однако, и шел, преодолевая трудности.
Была, впрочем, минута, когда он не выдержал и заглянул в образок.
"Папаня, держись!" – попросила дочурка (тонкий ее голосок потонул в вое ветра!).
"Чтоб ты пропал!" – простонала Аленушка (и ее крик затерялся в зыбучих песках!).
Иннокентий вернул образок на грудь и продолжил путь…
65.
И еще, не забыть, из жития Иннокентия…
…Итак, сладкий сон, именуемый жизнью с Аленушкой, длился для Иннокентия целых три года.
Или, точнее – всего-то три года!
По истечении этого срока он открыл дверь на грубый стук генерал-лейтенанта МВД (тот, понятно, стучал – потому что звонок не работал!).
Наконец Иннокентий столкнулся лицом с этим рылом.
Наконец он увидел воочию человека, кинувшего несчастную Алёнушку на ветру, у столба, посреди заснеженной улицы.
Наконец он представил, как вдруг объяснит человеку в лицо – как тот был неправ!
– Любимый! – надрывно, из-за спины Иннокентия проголосила Аленушка.
– Я! – тонким и мерзким фальцетом откликнулся генерал-лейтенант.
При виде, однако, Аленушки, виснущей на чудовище – наш герой рухнул на пол без чувств (но, впрочем, он видел, как они через него перешагнули, и потом еще слышал сквозь забытье, как они между собой ворковали!).
– О, мой генерал! – лепетала Аленка.
На что