«Розовоперстая красавица поднимается из воды на заре. Она вытягивает свой длинный стебель выше, выше, и раскрывает бутон в развороте больших жадеитовых опахал. Её явление подобно улыбке Нут, спрятанной в краешке румяного облака, улыбке Бастет, владычицы всех удовольствий. Оно подобно любви самой. Самой любви! И дочь повелителя, супруга божественного наследника, этот цветок хочет иметь. Ей недостаточно белых лилий ночи и голубых лилий с жаркой дневной сердцевиной. Ей нужен царственный лотос оттенка зари, если он вообще существует».
Не существует. Они искали и до восхода, и всё утро смотрели, не найдётся ли хотя бы один такой цветок. По возвращении домой Шета проспал весь день, а вечером сел за письмо визирю. Нужно было давать ответ. Он начал издалека:
«О великий чати! (далее следовало перечисление имён визиря и его титулов) Припадая к ногам твоим, сообщаю, что розовый лотос мы искали везде, нам недоступны были только болота Ах-Бит, потому как смертному туда не попасть никак. Именно там из зарослей тростника поднимается цветок водяной лилии и на его лепестках начинает сиять солнечный бог в виде диска…»
И тут Шета услышал, будто что-то разбилось на террасе, и узнал голос своей испуганной кошки. Вышел и обомлел: с пола, около черепков, посланница Бастет лакала розовое молоко! Горизонт был в огне, пылали облака, и даже складки белоснежного синдона казались алыми. И тогда он улыбнулся, облегчённо вздохнул и продолжил своё письмо так:
«Я не нашёл божественного цветка, о мудрейший, но всё же смогу показать его госпоже. Это прекрасное явление длится всего один миг. На заре. Пусть жрецы уговорят супругу наследника пробудиться с первыми птицами и прийти на встречу солнца затемно. Я приеду и исполню её желание!»
Грузное тело владыки Нижних и Верхних земель, да будет он жив, здрав, невредим и благополучен, покоилось в широкой ладье. Близилось время перет, было сравнительно прохладно, однако возлюбленный слуга держал над его головой опахало из белых страусовых перьев – символ справедливости и симметрии обоих миров. Его мало занимал тот факт, что сегодня он почтил своим присутствием несколько селений и люди падали ниц, издалека завидев на реке золотую ладью Амона. Он думал о том, как вчера повелел доставить во двор страусов, предназначенных для храма Маат, чтобы посмотреть на них и решить, которые подойдут для кладки яиц.
Властитель и солнечный бог мог позволить визирю Птахмосу решать все вопросы, но только не этот. Только владыка имел право сказать, какими он видит глаза на каждом из сотен своих изображений и из чего они должны быть изготовлены. Обсидиан? Яичная скорлупа или матовое стекло?