А потом проверяющий останется с тэнхи следить за ее безопасностью.
Раз кастратов на эту роль брать нельзя, поскольку их у нас нет, хорошо бы назначать охранниками стариков. Но вырубить старика врагам клана ничего не стоит.
Потому роль охранников несут самые преданные сильные воины.
А чтобы у них не было соблазна тронуть новую тэнхи, я заранее выдаю им по несколько сравнительно свежих девок.
Чтобы уже ничего не вставало.
Конечно, когда на торги идет не девственница, там все проще. Охранники могут наслаждаться ей самой по очереди. Охраняют они посменно.
Главное, следить, чтобы девка не забеременела – тогда это будет считаться виной клана.
Врач день наступления беременности не установит, зато колдун может.
И всех недевственных тэнхи еще до дома торгов проверяет колдун: мало ли она носит под сердцем ребенка-тэнхи, о котором еще не подозревает. Даже если эмбрион – девочка, матерей мы не берем.
Выводим из города и отпускаем.
По легенде проклявшая вэнков колдунья была беременна.
Сейчас я чувствую, три дня глаз не сомкну. Буду день и ночь следить через эдмарову штуку, что тут в покоях происходит.
Моя тэнхи застыла посреди комнаты. Говорю ей:
– Сядь на стул рядом со мной. И помни: каждое твое слово в этой комнате отслеживают колдуны.
Тэнхи приближается. Стул я ей не отодвигаю – пусть сама.
И не потому, что я сейчас унизить ее хочу, или вэнки всегда грубы с девками – просто от усердия ее обалденный запах будет сильнее.
Он окутывает мне ноздри, и я совсем дурею.
Как представлю, что тэнхи прямо сейчас будет мне своим мягким нежным голосом шептать, меня простреливает сильнейшим возбуждением.
Плащ все скрывает.
Нельзя расслабляться. С тэнхи никогда нельзя. С этой – особенно.
– Чего хотел мой брат? – спрашиваю шепотом.
Эдмарову штуку я на всякий случай выключил. Я знаю, что можно прямо через нее разговаривать. Так что, когда она рядом работает, хоть вслух говорить, хоть шептать опасно.
– Сказал, чтобы Тери научила меня ублажать его вдвоем с ней, господин.
Она и вправду берет с меня пример и шепчет.
А у меня стояк дикий. Она такие пошлости шепчет.
Беру себя в руки.
– Моя жена – только моя. Провинишься – я тебя сам убью. Но братьям не отдам. Вэнки ни с кем не делятся своими женами. Только наложницами делятся.
– А если меня… купит кто-то другой, что тогда, господин? – снова шепот и еще взгляд, как две стрелы. В упор.
Убийственное сочетание. Если она с таким же лицом прошепчет мольбу взять ее, я буду делать это сутками.
Я схожу с ума.
Тэнхи жуткие вещи говорит. Озвучивает самое мерзкое, что может произойти.
А я трезво думать не могу. Я мысленно с ней. В ней.
Еле себя контролирую.
– А ты к кому сама хочешь? К правителю, может?
– Я ни к кому не хочу, господин. Домой хочу, – а в глаза мне не смотрит. Но в это я верю.
– Домой нельзя. Все женщины