– Парни не пойдут, сэр, – сказал, пряча глаза, помощник шерифа. – В городе на десять мужчин одна женщина. Я бы на вашем месте…
– Что бы ты на моем месте, приятель? – надвинув на глаза шляпу, процедил Дакота Смит.
– Ничего. Дело ваше, но на облаву парни не пойдут, сэр. Никто, и я тоже.
На следующее утро Дакота Смит властью шерифа арестовал Матушку Пэм, самолично доставил ее в тюрьму и закрыл в камеру. Днем позже судья Вильямс при стечении всего города Матушку оправдал.
«Давай я ее пристрелю, – в который раз предложил я. – Спишем на несчастный случай или на что угодно».
Дакота стиснул челюсти и не ответил. Сутки спустя он опять арестовал Матушку, предъявив ей обвинение в неуплате налогов. Еще через сутки судья Вильямс арестованную освободил вновь.
Две недели пролетели без происшествий. А в воскресенье вечером в заведение ворвалась компания подвыпивших нездешних ковбоев. Клиентов Матушки ковбои вышвырнули в окна, «белошвеек» выставили из дома прочь и принялись крушить обстановку. Пострадавшие побежали за шерифом, однако случилось так, что Дакота Смит сидел в это время в салуне и был мертвецки пьян. Ковбои неспешно закончили начатое, вскочили в седла и убрались, откуда пришли. Малыш Биллибой, проносясь мимо салуна, на прощание махнул рукой.
– Вам это дорого обойдется, мистер, – сказала на следующий день Матушка Пэм.
Тем же вечером заведение переехало в новый дом, откупив его у местного бакалейщика. Дакота ходил мрачнее тучи. Он уже настроил против себя горожан, мужчины при встрече перестали здороваться и отводили взгляды. В ответ на мои уговоры пойти на мировую Дакота отмалчивался. Он словно не чувствовал, что над его головой занесли уже боевой томагавк, и все дело теперь лишь в том, когда и как нанесут удар.
Удар нанесли на Пасху. В этот день Матушке доставили партию свежих курочек.
Случилось так, что запряженный волами фургон остановился как раз напротив салуна, где Дакота Смит в одиночку расправлялся с послеобеденной выпивкой. Он пригубил из очередной пивной кружки, взглянул в окно и поперхнулся. Секунду спустя Дакота выскочил из салуна наружу. Выбравшиеся из фургона красотки гуськом трусили по улице к заведению Матушки Пэм, подобрав юбки, чтобы не угодить полой в лужу. Второй по счету семенила та самая Дороти, бедная родственница ранчеро Генри Уайта, которую Дакота три года назад отбил у братьев Винстоунов. За руку Дороти тащила за собой растрепанную и сопливую двухгодовалую девчонку в обносках не по росту.
Дакота Смит, разбрызгивая сапогами грязь, пересек улицу. Отшвырнул сунувшегося к нему возницу и преградил девицам путь.
– Как же так, приятельница? – с горечью спросил он.
Дороти не ответила. Переступила с ноги на ногу и, обогнув шерифа, поволокла девчонку дальше.
Дакота Смит с минуту смотрел ей вслед. Затем рванулся, промчался по улице, взлетел на крыльцо борделя и ногой вышиб входную дверь.
– Что с вами,