Только со временем выгорает и порох,
Любой век болезненно короток.
Я плачу, как плачет покинутый город,
И мне нечего тебе пожелать.
«Ты так смотришь…»
Ты так смотришь —
Внизу становится горячо.
Я подойду и поцелую
В макушку, потом в плечо.
Не разговаривай
И не думай со мной ни о чем —
Я так прощаюсь.
Что я делаю – все не в счет.
Что ты видишь?
Усталость, суету или бред?
Я стою за спиною,
Заслоняю тебя от бед,
Или мне так кажется?
И без меня ты в броню одет:
Латы сверкают,
Экскалибур к небу воздет.
Ты меня не прощаешь?
По лицу соленое течет.
Молчишь и думаешь себе,
А я даже не знаю, о чем.
Ты так смотришь,
Как будто требуешь отчет.
А я тебя все целую —
В макушку, затем в плечо.
«Вот сидишь ты коленями в облака…»
Вот сидишь ты коленями в облака,
Рядом волчица, стремительна и легка.
Теплым боком, теплей, чем твоя рука,
Закрывает тебя от стужи.
Вот ты снова отрубленные головы за спиной несешь,
И следы на руках омывает дождь.
Скоро вечность, как ты никого не ждешь,
Кроме волчицы, живой и нужной.
Многие лета тому убавь,
Помнишь, Смородину миновала вплавь?
Будто сам Чернобог утянул тебя в Навь,
А вернувшись, ты боль ту с собой носила.
Я смотрела, как ты не зовешь гостей,
Как растет погост из людских костей,
Я болела тоской от таких вестей,
Пока множилась твоя жуткая сила.
Помню, ты на купальскую ночь
Выплетала венок, загадала дочь,
Но река уносила молитвы прочь,
А высокое пламя тебя отторгло.
И тогда разметалась, угасла нить.
Я узнала, что ты забываешь жить
И обидевших сводишь на волчью сыть —
Никому не даешь ухватить за горло.
И теперь темный меч над тобой завис.
И не в ирий стремится душа, а вниз.
Я пришла рассказать тебе, как спастись,
А иначе не быть мне твоей берегиней.
Не ходи без конца на Калинов Мост
И кричать «за что?» навсегда забрось.
Память рода крепя, не стриги волос
И прощай себя и других отныне.
Вот сидишь ты коленями в облака:
Без волчицы защита тоже крепка.
Как спокойно идет в берегах река,
Напитавшись вдоволь земной силой,
Так и ты упокой кипяток-войну.
Нет нужды теперь поминать вину.
И твоей, и чужой повелю уснуть —
Починить можно все, пока не в могиле.
«Ах, эти плечи – золото и шоколад…»
Ах, эти плечи – золото и шоколад,
Нельзя быть таким юным в почти пятьдесят.
Ты, наверное, говоришь не Питер, а Ленинград,
А я лет на двадцать к тебе опоздала.
Ну