– Какая разница! Вам что, назвать имена тех моих приятелей, с которыми я был? Так они вам ничего не скажут, а что касается того, что кто-то часто встречает меня в притонах, то, видно, он и сам нередко их посещает.
– Ну знаешь ли… – только и вымолвил Гийом, жадно глотнул ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, и не нашелся, что ответить.
Почтенный мэтр не одобрял беспутного образа жизни своего воспитанника, случалось даже журил разгильдяя за это, но все же был снисходителен к нем и, никогда не пускал розги вход, хотя они зачем-то весели у него в прихожей. Франсуа, в свою очередь, делал вид, что страшится телесного наказания, но в душе лишь потешался над «грозным» священником. Тем не менее, их использовали в воспитательных целях даже, в знатнейших домах Франции, не исключая и королевскую семью Валуа, что считалось вполне нормальным.
Несмотря на все шалости и проказы приемного сына, Гийом души в нем не чаял. У него не было никого на свете ближе этого мальчугана, потому порой хотелось побеседовать с ним по душам, все равно о чем, однако сие редко удавалось. Жизнь и энергия били ключом и перехлестывали через край, но Франсуа было не до философских бесед. Внутренне они были близки друг к другу, и одновременно очень далеки один от другого. Что-то мешало им показать душевное расположение одного к другому.
Уныло-кислое выражение лица Гийома выдавала выдавало его добродетельность, которую злопыхатели принимали за недалекость и узость мышления. Некогда он блестяще окончил Сорбонну, сначала «младший», артистический, а вслед за тем «старший», юридический факультет, став лиценциатом права. Это предоставляло ему широкие возможности во всех сферах деятельности для карьеры. Такого добивался лишь один из шести, некогда поступавших в университет, остальные не получали ничего. К всеобщему удивлению, оставив юриспруденцию, Гийом принял сан священнослужителя. Утверждали, что в том была замешана тайная безответная любовь к некой особе, но толком о том никто не мог сказать. Вспомнив, как приемный отец при встречах с матушкой взирал на нее, Франсуа заподозрил было его в неравнодушии к ней, но никаких улик кроме пустых домыслов не имелось, потому он перестал ломать себе голову над тем, что не в силах постичь.
Приемный отец был незлобив, снисходителен к слабостям других и порой слишком доверял словам совершенно посторонних людей, потому обмануть его казалось легко. По складу ума Гийом принадлежал к племени тихонь, не был тщеславен,