– Гора, Егорка, Горушка, – запричитала Валентина и затихла на груди мужа.
Тот ласково гладил ее голову и целовал мокрые от слез щеки.
– Идем в хату.
– А дети где?
– Гуляют. Мы ж не знали, что ты сегодня приедешь.
Валентина достала пару яиц, ломоть хлеба, плеснула в кружку чай:
– Перехвати немного. Обед быстро сготовлю.
Егор развязал рюкзак. На стол посыпались консервы, немецкие галеты, сладости, хлеб и пистолет.
Валентина вздрогнула, прошептала:
– Убивать сегодня будешь или потом?
– Ты чего бормочешь?
– Не обращай внимания, Горушка, это я свое, бабье.
Во дворе послышались детские голоса. Егор рванулся из-за стола. Два маленьких человечка уставились на него.
– Сашка, Мишка, идите ко мне.
Пацанята попятились.
– Это я, ваш папка.
Старший, десятилетний Сашка, осторожно приблизился:
– Ты точно наш батя?
Егор схватил в охапку сыновей, закружил вокруг себя. Младший, Мишка, заорал:
– Убьешь, гад.
Наступила тишина. Валентина вздохнула:
– Без мужской руки выросли, вот и грубят.
Егор опустил детей на землю.
– Идемте в горницу, там вас ждут гостинцы.
Братья за обе щеки уплетали сладости, повизгивали. Егор блаженствовал. Он дома. Вернулся с войны цел и невредим. Это ли не счастье?
Утром, невыспавшийся, но осыпанный ласками жены, направился в контору колхоза.
Председатель, однорукий Пантелей Рукавишников, встал из-за стола:
– Ну здравствуй, герой! Много ли наград привез?
– Два ордена и пяток медалей.
– Молодец! Я рад твоему возвращению. Отдохнешь или работать начнешь?
– Через пару дней сяду за трактор.
– Добро! Но его нужно починить. Пока же давай погутарим. Я со всеми фронтовиками на данную тему веду разговор.
– Не томи.
– Ты сюда шел, ничего необычного не заметил?
– Вроде нет!
– На детей внимание обратил?
– Да, некоторые рыжие, притом мелюзга.
– Семку, конюха, помнишь?
– Рыжего, косолапого?
– Да! Он за время войны обрюхатил нескольких наших баб. Они и нарожали рыжиков. У меня к тебе просьба: не бей Семку. Он ведь юродивый. Таких бить – грех.
– Я при чем?
– До тебя слухи дойдут. Лучше услышь от меня. Твоя Валюха, мягко говоря, тоже с ним была. Слава богу, не родила рыжика.
Кровь хлынула к лицу Егора:
– Это правда?
– Не горячись. Может, и вранье. Сам с женой потолкуй. Но не калечь ее. У вас малые дети. Это приказ.
– А если?
– Петька Федотов ослушался, до полусмерти избил свою половину, она умом рехнулась. Он в тюрьме, жена в психушке, детки в приюте. Тебе такой сценарий нравится?
– Нет!
– У тебя на фронте подруги были?
– Как без этого?
– То-то. Выходит, тоже грязью заляпан. Подумай о нашем разговоре. Марья, – крикнул он в приемную, – зови всех.
В кабинет ввалилось с десяток мужиков. Они дружно здоровались с Егором, закуривали махорку.
Председатель поморщился, но промолчал. Он с детства не курил.
Наконец все угомонились.
– Друзья, – начал речь Рукавишников, – нашего полку прибыло. Егора назначаю, впрочем, как и до войны, бригадиром. Задача сложная. За последние годы часть полей заросла бурьяном. Приказываю: починить всю технику и до заморозков вспахать землю.
Кто-то присвистнул:
– На это месяцы уйдут.
– Будем трудиться по восемнадцать часов в сутки. Кормежка в поле, за счет колхоза.
– И мясо в щах найдем?
– Не беспокойтесь. Я дал команду забить корову. На первое время ее хватит.
– Это та, что еле ходит? Ей от роду лет сто.
Все дружно захохотали.
Председатель вполне серьезно парировал:
– Зато щи будут наваристыми, да и кости погложете.
– Зубы сломаем.
– Тебе, Вася, беспокоиться не следует. В твоем рту всего три зуба.
И снова смех раздался в кабинете. Чувствовалось, мужики соскучились по работе.
Егор поднял руку:
– Председатель, зимой на печку сядем?
Пантелей нахмурил брови:
– Нет, дорогие мои, работы по горло. С октября и до весенней кампании возведем пять животноводческих помещений.
– Из