Шлем. Который Юлия никогда не любила надевать. Если бы только она надела свой шлем! Как она могла не надеть его? Гнев проходит сквозь тело, как вспышка молнии, но так же быстро гаснет и сменяется ужасом. Юсефин видит Юлию, сидящую в инвалидном кресле. Как поставить пандус? Они будут носить ее вниз и вверх по лестнице, пока не установят пандус?
У Юсефин тысяча вопросов и ни одного ответа.
– Она родилась в рубашке, – внезапно говорит доктор, и мысли Юсефин замирают. – Она сможет полностью восстановиться через некоторое время. Травма головы несерьезная.
Андреас плачет, а Юсефин осознает, что поднимает руку, будто находится в классе.
Доктор кивает ей.
– Подождите, я не понимаю, – говорит она. – Юлия не будет прикована к инвалидному креслу?
Он улыбается впервые с тех пор, как вошел в маленькую приемную.
– Нет, у нее сотрясение мозга и небольшая травма головы, мы наложили несколько швов. Ей дали морфий, и сейчас она спит, но она поправится.
– Слава богу, – шепчет Юсефин.
Улыбка врача меркнет.
– Вы знали, что ваша дочь склонна к суициду?
Доски под поролоновым матрасом врезаются в спину. Я не могу заснуть, потому что в соседней комнате плачет моя мама. Я испытываю усталость, но гнев не дает мне уснуть. Как папа мог оставить меня здесь, зная, насколько маме плохо? Младшие братья постоянно переживают из-за напряженной обстановки дома. Все ходят на цыпочках, боясь расстроить маму. Я прижимаю ладони к ушам, чтобы не слышать ее рыданий. Хорошо, что мне удается не замечать покрасневшие глаза и ее изможденное тело, острые ключицы, проступающие над линией ночнушки. Я говорю своим братишкам, что все будет хорошо.
Это, конечно, ложь.
Здесь становится только темнее.
Внезапные перепады настроения у мамы, вспышки гнева. Замешательство, которое все испытывают, когда в одну секунду она бодрая и веселая, а в следующую готова всех убить. Я понимаю, что папа больше не мог этого выносить. А кто смог бы?
Только у нас, детей, нет выбора. Нам некуда бежать.
Я опускаю руки. Мама все еще плачет.
Сначала мы страдали вместе с ней и пытались делать ее счастливой. Все ее просьбы исполнялись, но она все равно постоянно ругала меня. Что бы мы ни делали, она всегда находила недостатки, а мне оставалось только кивать и проглатывать недовольство, чтобы не злить ее еще больше. Прошли месяцы, прежде чем стало понятно, что она больна. Трудно понять, когда болезнь не видно снаружи.
Ее состояние ухудшалось, она все глубже и глубже тонула в пучине отчаяния.
Три дня назад папина половина кровати стала пустовать.
Слезы текли из моих глаз, когда этого никто не видел.
Но в какой-то момент слезы иссякают. Тогда ты не можешь просто сидеть сложа руки и жалеть себя – ты должен встать. И продолжать жить.
Пусть даже мама не сможет этого сделать сама.
Она отказывается выходить из своей комнаты. Именно я ношу ей воду и еду, потому что не могу смотреть, как она