– Паш, ты мне друг? – это уже пьяный разговор, но без него никак.
– Кажется, я не давал ни единого повода в себе усомниться! – Паша поджимает обиженно губы, оскорблённый до глубины души. Ну, и кто из нас пьян? Я бы так не дулся, правда-правда! Он бы ещё ножку отставил картинно. Наверное, плохо, что он трезвый и здоровье бережёт.
– Расслабься, ладно? А мне… нужно тут…
Я не собираюсь ему объяснять, что без якоря пойду ко дну. Поэтому направляюсь к туалетам, а потом иду искать девчонку.
Она сидит в каморке папы Карло, или нет, в комнатушке с инвентарём. Ни дать ни взять – бедная Золушка. Где-то там гремит музыка, народ веселится, гуляет, а она погрузилась в чтение, словно ничего не происходит. Мой якорь. Я её нашёл.
И чем же так увлечена девушка с карими глазами?
– Патанатомия?.. Серьёзно? Студентка? Медицинский?
В висках бьётся боль. В глазах темнеет. Но я парень крепкий, меня с ног не сбить – пусть и не старается.
Девчонка протягивает руку. Смотрю на конечность, как на щупальце инопланетянина. Это что, способ познакомиться? По-мужски пожмём друг другу руки? Хоть в глазах и плывёт, вглядываюсь в девушку внимательнее. Всё у неё на месте. И грудь вон имеется. Нормальная, красивая, вполне даже очень.
– В чём дело? – спрашиваю, на всякий случай от руки её отодвигаясь подальше.
– Учебник отдай, пожалуйста, – как с тяжелобольным на всю голову. Улыбочка у неё участливая, мягонькая, благостная. И ручонка жадная тянется. Я по субботам не подаю, обойдётся.
Неловко приземляюсь рядом с ней. Тяжело, как авоська с апельсинами. Рукой по лбу провожу. Не раскисать. Сосредоточиться. Якорь. Выдержать!
А книга намертво в руке зажата. Когда-то и я на третьем курсе учился. Там, где и она. Надо же. Это меня догнало то самое прошлое, о котором вспоминать и больно, и приятно. Прошлое, из-за которого отец сломал моё будущее.
Алла
Я помню его, Драконова. Вот же: столько всего пропускаю мимо себя, отбрасываю ненужную информацию, как конфетные фантики, а этого красавца неземного помню. Да как его забыть, когда он такой прекрасный: высокий, стройный, мышцы прокачаны, волосы тёмные, ресницы опахалами, а глаза серые, с синими искрами.
Я первокурсница желторотая, а он третьекурсник, весь из себя. Шалопай, как потом оказалось, папочкин сынок, но очаровательный – с ног сбивал своей красотой и магнетизмом. В прямом смысле сбивал.
Я на него засмотрелась тогда, споткнулась и растянулась на затоптанном полу. Ладонями проехалась, чудом нос не расквасила. Все ржали над неуклюжей коровой, а он не стал. Руку мне протянул, подняться помог. Предложил в медпункт отвести, рассматривая разодранные ладони.
Я от него убежала тогда. Слишком дикая и не привыкшая к общению и вниманию. Он меня не запомнил. Да и не мог: руки изучал мои, но никак не лицо.
– Знаешь… я ведь тоже в медицинском учился, – откровенничает он, но учебник из рук так и не выпускает. Сидит, плечом