Вот так-то! Куда там капитану Грею и его симпатичной телочке из провинциального приморского города!
Из-за двойного подчинения над кораблем развивались два гигантских штандарта. На одном красовались уже знакомые нам три дерева и два сокола (штандарт Бин Назима), на другом – имперский стяг.
В центре стяга чванилась какая-то реторта (говорю это слово за незнанием более точного). Мимо реторты элегантно скользила глупоглазая ящерица, а позади рептилии блестела глянцевитой листвой ветка лавра.
– Судя по гербу, в империи самогонку варят из ящериц с лаврушкой, – заметил дядя Вова.
Каюты тоже были украшены получше наших на «Ретивом». И хотя, конечно, никакого туалета в привычном нам смысле там не было, как и, к примеру, умывальника, зато белье было батистовым, подушек полагалось аж три штуки на человека, а ноги утопали в длиннорунном покрывале из бараньих шкур. Люкс!
Но главным украшением галеаса была, несомненно, ростральная фигура – как и положено любому уважающему себя кораблю минувших эпох.
Фигура морского монстра была выполнена с таким дотошным реализмом, что от одного взгляда на гада бежал мороз по коже.
Алые, отлитые из сортного стекла, напоминающего хрусталь, глаза кракена глядели в непроглядные дали моря, а его щупальца, казалось, мерились силой с набегающими ветрами.
Я так понял, что, по мнению резчика, это было изображение гигантского океанского осьминога. Но лично на мой вкус, вышел типичный уэллсовский марсианин… То есть страховидное чудище, которое питается исключительно чужой кровью.
Этой мыслью я и поделился с дядей Вовой, чтобы немного поднять ему настроение – стоило нам взойти на корабль, как старшина весьма явно загрустил.
– А лучше бы баба с сиськами была, как обычно, – угрюмо буркнул в ответ он. – От всяких уродов всегда проблемы… Вдуматься только: покровитель судна – осьминог!
В словах старшины было больше правды, чем мне хотелось признать. Как и он, я задним местом чуял недоброе.
Команда была под стать своему кораблю.
Всем и вся на «Голодном кракене» заправлял капитан Курр, человек замкнутый, грубый и совершенно нерасположенный к разговорам. На нас с дядей Вовой он глядел как на вшей.
Нашу поклажу (состоящую в основном из замотанных в ковры пулеметов и из ящиков с патронами) он проводил взглядом, исполненным неприязни, а затем долго ругался с Шень Ди из-за кают. В общем, вел себя не самым располагающим образом.
На палубе верховодил боцман Камель: рослый, плечистый детина за сорок, с гладко выбритым затылком и кирпично-красным лицом.
Татуировка у боцмана была лишь одна – и это было лицо красивой женщины, выбитое на правой стороне груди. Мне хотелось видеть в этом отзвук какой-то особенно романтической истории. Но дядя Вова считал, что это собирательный образ всех