Дело было не только в том, что ее покидали. Главное – мать тоже покидали. Она рассматривала этих случайных мужчин, и – садились ли они рядом с ней на корточки для вечных расспросов о том, что там задают в школе и показывают по телику, или оставались стоять, звеня ключами и бормоча: «Ну ладно, поедем, а?» – всех их она воспринимала одинаково: как мужчин, которые причинят матери боль. Вряд ли это произойдет сегодня или завтра. Но когда-нибудь точно. Она поднаторела в сознательном самовнушении жара, недомоганий и особых менструальных синдромов, требовавших присутствия матери в качестве сиделки.
– Ты настоящая маленькая тиранка, вот ты кто, – говорила мать с интонацией, колеблющейся между любовью и раздражением.
– Тиран – это Нерон, – отвечала Марта.
– Нет сомнения, даже Нерон иногда отпускал свою маму погулять.
– Не-а. Нерон приказал убить свою маму, нам мистер Хендерсон сказал. – Эй, Марта, говорила она себе, теперь ты точно зарываешься.
– Если так и дальше пойдет, скорее уж я тебе яду в суп подсыплю, – парировала мать.
Как-то раз они складывали простыни, высохшие на веревке во дворе. Внезапно, словно бы обращаясь сама к себе, но достаточно громко, чтобы слышала Марта, мать произнесла:
– Вот единственное, для чего нужен второй человек.
Они продолжали складывать простыни, не говоря ни слова. Растянуть вширь (руки у тебя еще коротковаты, Марта), поднять, ухватить верхний угол, опустить левую руку, подхватить уголок не глядя, растянуть по косой, потянуть на себя, перевернуть и-и-и подхватить, а теперь тяни, тяни (сильнее, Марта), и, шагая навстречу, дотянуться до маминых рук, опустить и подхватить, еще разок на себя, вот и сложили, передай мне и подожди следующую.
Единственное, для чего нужен второй человек. Когда они тянули, по полотну словно бы пробегал некий ток – нечто объединяющее, словно не только в простыне дело. Странное влечение: сперва тянете вы, точно пытаясь отдалиться друг от друга, но простыня вас не пускает, а потом как бы сама начинает вас тянуть, сбивая с ног, и подтаскивает друг к дружке. Неужели так всегда?
– Ой, я не тебя имела в виду, – сказала мать и неожиданно обняла Марту.
– Какого сорта был папа? – спросила Марта позже, в тот же день.
– В смысле «какого сорта»? Папа был... папа.
– Я спрашиваю, кто он был, подлец или бесхребетник. Который из них?
– Даже не знаю...
– Ты говорила, они бывают только двух сортов. Ты так сказала. Кто он был?
Мать пристально посмотрела на нее. Какая-то новая напористость.
– Ну что ж, если уж выбирать одно из двух, то он был бесхребетник.
– А как можно узнать?
– Что он был бесхребетник?
– Нет, как отличить подлецов от бесхребетников?
– Марта, ты до таких вещей еще не доросла.
– Мне нужно знать.
– Нужно знать? Зачем?
Марта замялась. Она