Олег поговорил со многими. Не скупясь, потратился на выпивку. И что услышал, увидел, то и написал. При этом к печальным выводам не подталкивал, морализаторством не занимался, милость к падшим не призывал. Именно это охладило первоначальный пыл редактора журнала.
«Так кто же виноват в их бедственном положении?» – спросил он строго.
Олег пожал плечами.
«Кризис, спровоцированный властью! – отчеканил редактор голосом, знакомым миллионам радиослушателей: на одной из FM-радиостанций у него была именная программа, целый час по четвергам. – Это результат ее преступной бездеятельности, наплевательства на простых граждан».
Олег слышал подобные обличительные речи тысячи раз, только с противоположным адресом. На планерках в газете, рупоре городского начальства, с той же непримиримостью клеймили краснобаев, казалось бы, полностью себя дискредитировавших в 90-е, почти захлебнувшихся в вылитых на них помоях, но выживших, отдышавшихся и теперь смеющих что-то вякать. Да как их только Кремль терпит, грантоедов!
«Нужен выпад – резкий, разящий, убийственный. Сделаешь?»
Олег покачал головой.
«Тогда извини, но в таком виде этот материал в нашем журнале опубликован не будет».
«Не вопрос. Нет, так нет».
Редактор снял очки, выхватил из рукава пиджака платок и стал протирать стекла:
«Олег, мне известно, где ты работаешь. Представляю, как тебе непросто среди чинодралов и подхалимов, и тем не менее ты остаешься лояльным режиму. Соглашусь, у каждого из нас свои резоны, свой предел прочности, но нельзя прогибаться до бесконечности! И все же я не сужу и не осуждаю, и уговаривать тебя, прельщать двойным гонораром не собираюсь, я лишь спрошу еще раз: внесешь правку?»
«Нет».
«Почему?»
«Лень».
«Ну, знаешь…»
«Я знаю, что этот материал – такой, какой есть, – возьмут другие, на вашем журнале свет клином не сошелся. Возьмут, и ты это тоже знаешь».
«Да, – вынужден был согласиться редактор. – С принципами сейчас не очень, а ты «золотое перо», умеешь подать товар лицом. За то и ценим».
«Мерси за комплимент. Так я пошел?»
«Куда?! Ишь, намылился. Сиди!»
«Сижу», – Олег был сама покладистость.
«Вот и сиди. Ладно, очерк твой мы берем.
«Но чтобы без отсебятины: не вычеркивать, не дописывать».
«Обижаете, товарищ спецкор, мы в мухлеже не замечены».
«Это я на всякий случай. Любое правило когда-нибудь нарушается. Так вот чтобы не на мне споткнуться».
«Тоже мне… кочка. Ты лучше скажи, как подписывать будешь? Своим именем?»
«Я похож на самоубийцу?