– Значит, у Макгинли нет никаких возражений против насилия? – спросил Корнуоллис.
– Никаких, – ответил Эйнсли. – Разве только опасения, что такие действия могут окончиться неудачей. Он готов и жить, и умереть во имя своих принципов, лишь бы достигнуть желанной свободы. Не знаю, имеют ли эти люди хоть малейшее представление о том, какую страну получат вследствие этого. Сомневаюсь даже, что они об этом задумываются.
– А кто протестанты? – поинтересовался Томас.
– Фергал Мойнихэн, – ответил министр. – Человек таких же крайних убеждений. Отец его был одним из тех протестантских проповедников, которые всегда угрожают пастве геенной огненной. И Фергал унаследовал отцовскую убежденность в том, что католицизм – дьявольские козни, а все католические священники – беззаконники и соблазнители и вообще чуть ли не людоеды.
– Еще один Мерфи, – сухо отметил суперинтендант.
– Да, из той же породы, – кивнул Гревилл. – Может, более образованный и ученый, по крайней мере внешне, но ненависть та же и та же несгибаемая, непоколебимая вера.
– А он приезжает один?
– Нет, вместе со своей сестрой, мисс Кезией Мойнихэн.
– И она, возможно, придерживается тех же убеждений?
– Да, в значительной степени. Я никогда с нею не встречался, но мне рассказывали люди, чьим впечатлениям я верю, что эта женщина – очень знающий политик, но, конечно, в своей особой манере. Будь мисс Кезия мужчиной, она была бы очень полезна своему народу. Ну а поскольку это не так, то дело обстоит по-другому. Она не замужем, иначе могла бы умно руководить каким-нибудь способным человеком. Но Кезия близка к брату и, возможно, оказывает на него действенное влияние.
– Это обнадеживает, – заметил Корнуоллис, но без особой радости: его лицо с длинным носом и большим ртом по-прежнему было довольно мрачным. Джон был среднего роста и несколько худощав, но плечи имел широкие и прямые. Он преждевременно облысел, но это выглядело так естественно и так шло ему, что можно было только удивляться.
Гревилл ничего не ответил.
– Последний – Карсон О’Дей, – закончил он рассказ. – Он происходит из очень известной, уважаемой протестантской семьи, и, наверное, это самый либеральный и разумный человек из всех. Думаю, если бы Дойл и О’Дей могли бы пойти на компромисс, то других, по крайней мере, можно было бы убедить прислушаться к ним.
– Значит, будет четверо мужчин и две женщины, кроме вас, миссис Гревилл, и мистера и миссис Рэдли, – задумчиво подытожил Томас.
– А также вас и вашей жены, мистер Питт, – заметил Эйнсли.
Да, Шарлотта, конечно, тоже захочет поехать. Тут двух мнений быть не может. И Питта молниеносно пронзило чувство тревоги при мысли о том, какой опасности, какой невообразимой борьбе чувств и отношений может подвергнуться его супруга. Он также подумал о неприятных коллизиях, которые она, вместе с Эмили, может навлечь на себя, и