И поймешь в озарении лиц:
Настоящая наша столица
Здесь, вдали от великих столиц.
Здесь, едины душой и слезами,
Мы сойдемся, довольны судьбой,
Что родная земля нас связала,
Словно братьев крестовых, с тобой.
И, стаканы подняв не пустые,
Слыша радость живую в крови,
Будем вновь говорить о России —
О единственной нашей любви.
«Сколько ж можно болтать и стограммить…»
Сколько ж можно болтать и
стограммить
Под хмельную чечетку колес?
Я сумею
состав
застопкранить,
Я успею
рвануть
под откос!
Вы за горло меня не возьмете,
Мне на вас глубоко наплевать!
Ах, какие на поле ометы!
Я в ометы уйду ночевать.
Добреду я до теплой соломы,
С головою зароюсь в лучи.
И усну я спокойно, как дома,
Как у мамы на русской печи.
Не забыт он,
не предан,
не запит —
Родниковый отчизны исток…
Мне на Вятку, на Вятку, на запад!
А колеса стучат на восток.
«Видно, так все и будет тянуть…»
Видно, так все и будет тянуть
в эти милые сердцу пределы.
Будто можно
хоть что-то вернуть,
что уже навсегда пролетело.
Будто можно вернуться туда
и зажить, как жилось,
без заботы.
Время, время —
стучат поезда.
Время, время —
свистят самолеты.
Как же, время, тебя обогнать?!
И ревут,
и грохочут турбины,
чтоб меня от земли
оторвать
и умчать в голубые глубины.
Я поверить в свободу готов!
Но ищу,
проплывая над бездной,
средь галактик ночных городов
деревушки забытой созвездье.
Мне мерещится пламя костра.
Ребятишки в ночном у загона.
Тишина.
Предрассветье.
Роса.
Ржут в поскотине сытые кони.
Я сейчас одного подзову
и за гриву —
рывком незабытым.
Догоняй меня, время, – ау! —
Ахнув, кинется луг под копыта!
Только ветер в ушах
запоет,
зазвенит над зеленым затишьем…
Гаснет искоркой мой самолет.
Как завидуют мне ребятишки!
«У костра вкусна уха…»
У костра вкусна уха.
Речь красна у пастуха.
За пастушеской сторожкой
Ночь сиятельно-тиха.
Этой ночью сон не в сон,
Хоть как будто снится он —
Из коровьей загороды
Колокольцев перезвон.
И в наплывах тишина,
Словно землю – свет луны,
Вновь меня переполняет
Чувство отчей стороны.
Как