…Домой Алексей вернулся в приподнятом настроении. Софи встретила его с загадочной улыбкой на лице.
– Ну, что, Алекс, – спросила она, – тебе удалось побеседовать с писателем Горьким?
– Откуда ты знаешь, что я его видел? – удивился Алексей.
Софи пожала плечами.
– Знаешь, нет, – сказал после паузы Алексей. – Я к этому даже не стремился.
– Почему же?
Теперь уже Алексей пожал плечами и пристально взглянул на девочку. «Черт возьми! – подумал он. – Бывает же такое!»
– А я читала Горького, – вдруг заявила Софи. – У нас издавали «Детство».
– И как тебе?
– Мне кажется, чтобы все понимать, нужно жить в России, – сказала она. – Так?
– Наверное, ты права, – согласился Алексей. Потом добавил: – А вот с мсье Перреном я провел целый час в приятной беседе.
– Франсуа – мой друг! – сообщила Софи.
– Ты называешь его по имени?
– Да, а что тут такого? Еще не хватало с друзьями соблюдать этикет.
– С друзьями нужно быть особенно корректными, иначе их можно легко потерять, – наставительно сказал Алексей.
– Настоящих друзей может разлучить только смерть! – заявила девочка, и стало очевидным, что это – ее убеждение.
– Ну, ладно, – смягчил Алексей, – ты-то чем занималась весь день?
– Отгадай.
– Трудно.
– А если посмотришь мне в глаза?
– Нет, не знаю.
– Эх, а я думала… Тебя ждала, вот что!
– Ух, ты! Мне приятно это слышать.
– Надеюсь, – жеманно подчеркнула Софи.
– Тогда, раз уж я пришел, рассказывай, чем займемся, – спросил Алексей.
– Три дня я ждала этого момента, – сказала девочка. – Три дня ты читал газеты, слушал радио, куда-то ходил. Теперь мое терпение лопнуло. И этот вечер ты должен посвятить мне!
– Что ж, я готов, – ответил Алексей, в душе которого уже разливалось почти забытое тепло. – И что ты предлагаешь?
– Я покажу тебе Париж!
– А разве это возможно за один вечер?
– А разве я сказала, что только сегодня? – удивилась девочка. – Так будет ежедневно. Я решила.
– Ну, раз ты решила…
Ему нечего было возразить. Софи пленила Алексея своей непосредственностью, и он чувствовал, что в присутствии этого ребенка в его душе наступает весна.
Они вышли на улицу Бернардинцев как раз в тот вечерний час, когда медное солнце, коснувшись раскаленным краем соседней крыши, начало таять, постепенно уменьшаться в размерах, будто стекая по стенам здания на мостовую. Из кафе Гастона Трувье раздавались бархатно-гортанные звуки аккордеона, и какой-то низкий женский голос чувственно пел о любви. Латинский квартал к вечеру начал оживать, на его живописных старых улицах появлялись