– Я предпочел бы изложить свои соображения в письменной форме, – решился Берия. – Мне нужно время, чтобы все вспомнить и сформулировать.
– Нет у тебя такого времени, – сказал Никита. – Нет времени. Ты приговорен. Уже сейчас... – Никита посмотрел на ручные часы. Берия заметил, что они показывают двадцать минут восьмого. Вечера? Утра? А так ли это важно? – Уже сейчас ты живешь взаймы. Ты расстрелян. И весь Союз будет знать, что ты уже расстрелян. Так что говори, караул ждет.
Берия глубоко вздохнул.
Теперь он в своей обстановке. Это своя игра, и тут у Хрущева нет особых преимуществ.
– Все! – взбесился Хрущев, словно его укусила гадюка. – Ты мертвец! Врал ты все, не знаешь ничего нового.
– Я знаю, – просто и доверительно ответил Берия. Только акцент у него стал еще тяжелее, чем в начале беседы. – Я знаю очень много.
– Где эти документы?
– Не документы. Зачем мне документы-мокументы? Я в голове все держу.
– Выбьем!
– Вряд ли, – сказал Берия. – Что ты выбьешь?
– Все!
– А если отвяжешься от меня, дашь мне время и возможность, получишь не только фамилии – ты получишь иностранные связи, ты получишь шпионскую сеть, ты получишь заговор против самого себя. Все будет на столе.
– Торгуешься? – Хрущев вытащил гребешок – маленький, пластмассовый, дешевый – и стал нервно причесывать лысину. – Не выйдет. Ты мертвец!
– Не надо было звать меня, – сказал Берия.
Хрущев засунул гребешок в верхний карман пиджака, будто успокоился, причесавшись.
– Все же скажи фамилии, – сказал он спокойнее, ровнее.
– Близкие к тебе люди, Никита Сергеевич.
Тон был правильным. И даже сочетание второго лица с отчеством.
– Фамилии!
– Мне нужно будет немного, – сказал Берия. – Мне нужно будет... можно я сяду?
– Ноги дрожать устали?
– А тебя, Никита Сергеевич, приговаривали к смерти?
– Думаю, если бы не Хозяин, ты бы меня давно убрал.
– Были на тебя материалы, – признался Берия с товарищеской искренностью. – Серьезные материалы.
– Какие же?
– О репрессиях на Украине, о процессах в Москве, твое письмо Хозяину по Бухарину...
– Стой!
«Дурак я, старый дурак, – подумал Берия. – Об этом говорить нельзя! Неужели я все погубил? Именно сейчас, когда блеснула надежда?»
Хрущев молчал.
– Ты боишься, сволочь, – сказал он наконец.
Берия сдержался от естественного и правдивого ответа: «И ты ненамного лучше меня, Никита».
Вместо этого он произнес:
– Я не дал хода делу.
– А кто тебя просил об этом?
– Многие просили. Включая Хозяина.
– И что же тебя остановило?
– Сегодняшний день. Я допускал, что он может прийти. И тогда ты мне будешь нужен как друг. А не как