Никогда ещё Рябов не ощущал с такой силой оваций, исходящих от продолжительного молчания зала. Тихо и незаметно, так, чтобы не помешать слушателям мысленно разбираться в возникших эмоциях, адвокат защиты подошёл к своему столу и, стоя, устало сложил руки горкой на животе. Если бы не необходимость далее вести процесс и не выразительный, испепеляющий взор Соева, то в этот момент Рябов больше всего хотел бы сесть, опустить лоб на руки и вот так, оперевшись, подремать. Но сейчас он не мог расслабиться. Взяв вожжи в свои руки и натянув их в нужном направлении, адвокат Рябов позволил себе лишь несколько глубоких вздохов, внося тем самым в тело нужное ему равновесие. Только на мгновение опустив глаза и отключившись от атмосферы зала, он сосредоточился, взял со стола многочисленные листы и вновь нашёл нужную ему испещрённую страницу. Взглядом получив от судьи разрешение на продолжение, Рябов заговорил снова:
– Уважаемые господа, как я уже сказал вам ранее, моя защита Николая Кравцова базируется исключительно на фактах, представленных в деле. Вчера, во время предъявления обвинения, мой коллега, адвокат Соев, поставил под сомнение непричастность господина Кравцова к смерти госпожи Фёдоровой, предполагая, что это именно он растворил снотворное в вине. Как вы помните, сразу по прибытии на место происшествия, следственная бригада обнаружила в зале на столе полупустой стакан с вином. Там же стояла недопитая бутылка и лежала пустая пачка от снотворного.
Вспомним, как настаивал мой коллега на уточнении количества выпитого обоими участниками событий. Именно он, именно вчера и именно как нельзя более в нужный момент проявил бдительность, выяснив, что из новой открытой бутылки Николай выпил чуть больше половины бокала. Посчитаем, что это составляет около ста пятидесяти грамм. Лариса при нём выпила один бокал, это – двести грамм. Найденная при обыске бутылка была вместимостью в семьсот пятьдесят грамм. Значит, в ней должно было оставаться примерно пятьсот грамм. А при обыске в ней было обнаружено всего около ста пятидесяти. Куда же подевались ещё триста пятьдесят? Мой подзащитный о них ничего не знает. А вместе с тем, он должен был бы про это знать. Ведь если убийца –