Кирилл Аркадьевич прекрасно помнил эти вечеринки. Вино и легкие закуски, обычно приносимые гостями, были далеко не главным в тех застольях. Главным были разговоры, обсуждения планов новой папиной работы и, конечно, песни. Помимо популярных песен из кино, у папы было два коронных номера – две песенки, которые он всегда пел маме. Мелодии, как и слова, тех сентиментальных и наивных песен, Кирилл запомнил навсегда, не зная, впрочем, – как не знал и папа – кто автор музыки и текстов этих популярнейших в те годы шлягеров.
Первая из них, лирическая, написанная от лица любящей жены, пелась папой так:
Ты пришел домой такой усталый,
И у глаз морщинка залегла.
Я тебя, родного, ожидала,
Много слов хороших сберегла.
И тебя по-прежнему люблю я,
Так люблю, что ты не знаешь сам.
Я тебя немножечко ревную
К книгам, совещаньям и друзьям.
Пусть дни проходят, летит за годом год,
И если вдруг минутка грустная придет,
Я обниму тебя, в глаза твои взгляну,
Спрошу: «Ты помнишь нашу первую весну?
Тот тихий вечер, обрыв к реке,
И чью-то песню на Волге вдалеке?
Мы ту весну с тобой сквозь годы пронесли,
Мы эту песню вместе в сердце сберегли».
Вторая же, шуточная, с еврейским подтекстом и в словах, и в мелодии, звучала следующим образом:
Снова годовщина.
Три любимых сына
Больше не стучатся у ворот.
Только шлют нам телеграммы:
«Как живут там папа с мамой?
Как они встречают Новый год?»
Налей-ка рюмку, Роза, мне с мороза!
Ведь за столом сегодня – ты да я.
И где найдешь ты лучше, в мире, Роза,
Таких детей, как наши сыновья?
Боря стал артистом,
Семен – певцом-солистом,
Яша, младший, тоже – молодец!
То летит он за границу,
То на полюс он садится —
Полюс ему ближе, чем отец!
Мама от этих песен млела, гости – тоже, и всем было необычайно хорошо, тепло и уютно.
И лишь много лет спустя Кирилл узнал, что первая из этих песен – «Пусть дни проходят» – была написана еще до войны композитором Борисом Терентьевым и разошлась по стране в нескольких мелодических и текстовых вариантах. В конце 60-х ее спела Майя Кристалинская, и Кирилл, прослушав пластинку, поначалу даже возмутился: не та мелодия и не те слова! Но затем, спохватившись,