Париж, 1 июля 1925
Максим Александр, Луи Арагон, Антонен Арто, Ж.‑А. Буаффар, Жоэ Буске, Андре Бретон, Жан Каррив, Рене Кревель, Робер Деснос, Поль Элюар, Макс Эрнст, Т. Френкель, Франсис Жерар, Эрик де Ольвиль, Мишель Лейрис, Жорж Лембур, Матиас Любек, Жорж Малкин, Андре Массон, Макс Мориз, Марсель Нолль, Бенжамен Пере, Жорж Рибмон-Дессень, Филипп Супо, Деде Санбим, Ролан Тюаль, Жак Вио, Роже Витрак
Революция: сейчас и всегда!
Мир – это хитросплетенье конфликтов, которые в глазах любого хоть сколь‑либо осведомлённого человека выходят за рамки просто политических или социальных дебатов. Нашему времени катастрофически недостаёт провидцев. Но те, в ком осталась хоть крупица проницательности, вряд ли могут устоять перед соблазном просчитать, как скажется на человечестве полный переворот сложившегося положения вещей.
И пусть полное освобождение не так близко, как пробуждение национальной гордости давно порабощённых народов, которые, казалось, мечтали лишь вернуть себе утраченную независимость, или как неукротимое разрастание требований рабочих и всего общества, которое взорвёт изнутри те государства, что ещё остались в Европе, – мы верим в его неизбежность. Под градом всё более беспощадных ударов человеку придётся в конце концов изменить своё отношение к действительности.
Прекрасно сознавая природу тех сил, что бередят сейчас мир, мы, прежде чем провести перекличку наших отрядов и взяться за дело, хотели бы провозгласить наше полное отчуждение и даже в каком‑то смысле очищение от идей, лежащих в основе ещё такой близкой нам европейской цивилизации – и, более того, любой цивилизации, основанной на невыносимых принципах необходимости и долга.
Куда больше, чем патриотизм – истерия, подобная многим другим, но превосходящая остальные своей бессодержательностью и смертоносностью, – отвращение у нас вызывает сама идея Родины: поистине, предельно скотский и антифилософский концепт, в который пытаются вдохнуть наш дух[1].
Мы наверняка варвары, поскольку от цивилизации в её определённой форме нас просто тошнит.
Повсюду, где царит западная цивилизация, оборваны все соединявшие людей связи, кроме тех, что вдохновлены расчётом, «расплатой твёрдой валютой». Вот уже более ста лет как человеческое достоинство принижено до статуса меновой стоимости. Закабаление неимущих теми, у кого есть всё, несправедливо и чудовищно само по себе, но когда подобное угнетение выходит за рамки простого жалованья и приобретает, например, форму рабства, которым международная финансовая верхушка отягощает свои народы, то подобное бесправие не искупить никакой резнёй. Мы не приемлем законов Экономии или Обмена, мы отвергаем порабощение Трудом и, если взять ещё шире, объявляем восстание против Истории как таковой. Историей правят законы, сформированные трусостью индивидов, а гуманизм в какой бы то ни было форме нам, безусловно,