И вот, в августе, пред осенней Казанской настал день – конец путины. Пред тем двугодье полуслепоты, мук бесива плоти, тащащейся куда? неизвестно, и осенняя во все поры года, одинокость: чужачка, блядь, воровка, жидово блядюга!34
А жидово блядюга умирала дай бог всякой болярине, иль праведнице: за год – пособоровалась, за месяц – сопричастилась святых таин, попрощалась со всем домом – въявь и со всем городом и миром втайне. Позвала противного мужа, нелюбимого извеку, убивца своего, взявшего – всё и не давшего ничего, кроме додома и дурной болезни – и простилась. А разговор, в останное, был такой:
– Вася, умираю, прости мне всё. – Ну, ну, тьфу, тьфу, ты чево? чево ты? (сморк) – Вася, ты не женись в третий35, не бери мачеху Тиме, ты няню не сгони до поры, ты его не обидь – я тебе вымолю на том свете у бога у богородицы – все твои грехи отмалю. – Ну, ну, ну, тьфу, тьфу, – ты чево? Чево, глупая, ещщо неизвестно, може не помрёшь, дохтура не пустють – и я тибе мази дам на ночь тибе Марья натреть – ты не робеи! Я-то здесь! Я-то что? Прохфессороф… из… Москвы (сморк). Я разве (сморк) Сашь, а? Яя, чито… (плачет). – Вася, ты не плачь, Вася, я ведь тебя любила и сейчас жалею, ты ведь хороший Вася… он…тот…. – Ну, ну, ну, Саша, ннн – а, ццццзддрр!! (скрыпит, рыдает).
– Вася, поклянись, целуй крест. – Он широко обмахнул себя крестом и её. Взял крест у ней на шее и целовал жадно.
А потом встал и изышел к себе, плакать – одиноко.
Консилиум: Варнольд, Обернацкий, Казанский36 из Друбетчины37 – и профессор-внушитель из Москвы – Авессалимо38, который до того девку у нас лежачку десятилетнию – поднял. Не пожалел Чудилин мошны – полтысячи обошлось. Ещё военный – Оденоносцев39. Фершала: Стуржин, знаменитый, на прощанье. Старший из больницки – Фёдорникифрыч и учёный, ПалВиталич, почти доктор, безгосударственного экзамента.
– Здравстуйте, коллеги, здравствуйте, господа (фельдшерам) честь имею – Здравствуйте господин профессор!!! Здр…здр…ствв…ваш… ваш…стддо… – Кто лечил больную? Я – (Варнольд) – кохексиа40, лейцемия подозревается – основная болезнь – луэс + гистерия, нимфомания. – Да. Вы, господа? Коллеги? свои наблюдения? – Я? согласен – Ддда ведь…конешно, ещщо и теберкулозик… Дда ведь и глаукомка-с ещщ… Ддда ведь ещё и ишиас-с! – Да ведь, кажется, они и сом + на + нбу-лиз-мом41 страдали?
– Я (Стуржин) могу прибавить, что нашёл и калитик-с42, на почвице, гм, ясно-с, общей нервной системы истощения-с!
– Да. Пойдёмте к больной.
– Скажите, Александра Васильевна, что у вас сейчас болит, милая, – я профессор Авессалимо Григорий Иванович, приехал к больной и к вам зашёл познакомиться. Сможете дать мне руку? Взгляните в глаза. Так. Так. Теперь – помогите снять всё. Да. Так. Держите её. Да. Так. Положите. Идёмте.
В кабинете Чудилина
– Дайте мне спичку, спасибо. Я нашёл, коллеги, у больной вот что! центральная нервная – ЦНС – у ней в ужасном виде. Дайте, пожалуйста, ещё огня. Спасибо. Это конечно, от луэса, если он показан в анамнесе и потверждён анализом? Нно… очевидно и другия причины. Скажите, господин Чудилин,