Рефлексы не умерли. Удар я держал стойко. И даже сам провел пару хуков и крюков. Один мальчонка, чья челюсть с хрустом ушла в сторону, визгливо вскрикнул. Доставил радость русскому человеку. Хорошо, что спину мне прикрывали зарешетчатые двери хостела. Только теперь стало понятно, зачем им железная решетка на двери. А как иначе – когда по улицам бродит озверелый энергичный молодняк. Каким-то чудом я достал из сумки нож, открыл его и стал им беспорядочно тыкать. Ниггеры стали ругаться громче – раньше они просто сопели, осыпая меня ударами…
Драка прекратилась в одну секунду. Громыхнул выстрел. И стая отхлынула. На пороге маленькой оружейной лавки, куда я заходил днем, стоял ее пожилой владелец. В руках он держал двуствольное ружье.
– Вы чего творите? – заорал он им по-английски. Так я, во всяком случае, его перевел. – Совсем охренели, малолетние ублюдки. – Мне очень хотелось, чтобы он говорил им именно это. – Да я вас сейчас всех постреляю к чертям собачьим за этого милого белого парня, который сегодня заходил ко мне в магазин и купил ножик, который лежал у меня на прилавке восемь гребаных лет, и я уже не надеялся избавиться от него никогда… Теперь я готов защищать его даже ценой собственной жизни. Он – мой лучший покупатель, мать вашу. – В общем, не знаю, что он им на самом деле говорил, но говорил он долго, причем – упоминал «маму». Видимо, интересовался, знают ли их жирные негритянские мамаши, чем они занимаются в столь поздний час.
Маленькие ублюдки сначала молчали. Потом начали ворчать на старика. Но тот снова возвысил голос и пошел уже вещать, как какой-нибудь американский пастор со сцены, патетично выкрикивая слова. Мне показалось, он втирает им что-то о том, что такое поведение недостойно черного человека. Что настоящий черный так не поступает. – Указал на меня, ткнув дулами ружья, так что я едва не отпрыгнул. И продолжил свою речугу. – Мол, посмотрите на этого жалкого белого. Он наверняка не знал, куда забрался. А если бы знал, никогда бы здесь не оказался…
Я бы слушал проповедника с ружьем бесконечно, но тут заметил звонок рядом с решеткой – надо же было на черной стене сделать черную кнопку звонка – и тут же нажал на него.
Через минуту – показавшуюся мне куда длиннее обычной – дверь открыл паренек, который пытался предупредить, что ходить по улицам в этот час опасно. Зря я его не послушался. При виде меня, избитого, окровавленного и с ножом в руке – я поспешно кинул его в сумку – у него так расширились глаза, будто он встретил давно почившего дядюшку. Я не дал ему опомниться, втолкнул внутрь, и захлопнул за нами дверь. В нее тут же ударила волна подросткового насилия. Но я