Выскочив на улицу, я вдруг поняла, какую глупость совершила. Точнее, мне это стало ясно еще в лифте, но не возвращаться же, признавая поражение. Пижамные штаны развернулись и страшно путались в ногах, обутых в шикарные тапки сорок пятого размера, украшенные шитыми золотом именными вензелями. Во жируют, собаки! Тапки оказались явно не по погоде. Водяная пыль висела в воздухе, и пижама тут же намокла, делая меня похожей на городскую сумасшедшую, сбежавшую из поднадзорной палаты. Даже у нарисованных на ней мишек Тедди морды вытянулись и погрустнели. Да уж, погорячилась я.
Ноги в тапках скользнули по грязи, делая меня похожей на африканского лыжника, ни разу в своей жизни не видевшего не то что лыжни, а снега в принципе. Ну или на корову на льду – кому как нравится. Я раскорячилась на тротуаре, приняв позу ласточки, и загрустила. Денег нет даже на метро, а до дома свет не ближний – другой конец города. Да и в таком наряде рискованно отправляться на променад. Могут загрести в кутузку или – еще лучше – в дурку. Хотя там мне, наверное, самое место.
– Эй, Юля, – услышала я противно жизнерадостный Севин голос. Откуда его черти принесли, интересно? – Захар Геннадьевич приказал вас домой доставить. И велел передать, что сегодня на работу можете не выходить. У вас выходной.
– Без соплей, как на льду… – буркнула я, судорожно пытаясь сообразить – это так меня уволил противный сноб или просто хочет отдохнуть от лицезрения моей персоны хотя бы один день? И так, и эдак фигово. Куда ни кинь, везде клин. Н-да, умею я составить о себе мнение.
– Да я и вижу, какие ты антраша выделываешь! – заржал нахал Сева, переходя на «ты» так молниеносно, что я даже не успела возразить. – Садись давай, не заставляй меня вылезать из машины и применять силу.
– Мы с тобой на брудершафт не пили, – окрысилась, сев в знакомый уже автомобиль, – так что будь любезен обращаться ко мне уважительно.
– Ага, мы с тобой на брудершафт вчера месилово в баре устроили. И потом, мы ж почти родственники, ты вон даже в моей пижамке щеголяешь, – хохотнул водитель. Я не стала возражать. А что тут скажешь? Виновата ведь я. – Даже Геннадьич в драку полез, я офигел, честное слово, – несло по кочкам Севу. Я прикрыла глаза, стараясь абстрагироваться от жизнерадостного словесного поноса. – И вот, короче, тебя как вырубили, Геннадьич озверел, – впился мне в мозг голос Севы, – я-то думал, он только бумажки на столе перекладывать горазд, а тут ну прямо гладиатор! Ты, кстати, тоже в грязь лицом не ударила, быстро очухалась…
Эх, Сева, ударила я лицом в грязь, да еще как. И Завьялов этот, говоря про лошадь, не так уж и не прав был. Мне вот, например, надо сейчас расстраиваться, а я есть хочу. Да, я, когда нервничаю, всегда ем.
– …Прибыли, – наконец, возвестил извозчик, останавливая машину возле моего подъезда.
– Откуда адрес знаешь? Я вроде не говорила, – настороженно поинтересовалась.
– Босс