– Ну-ка, мелочь пузатая, слазь! Сейчас мы качаться будем!
После недолгих переговоров Людка с Грапкой отошли, а мы с Маруськой упёрлись.
– С какой это стати мы должны уходить? Мы раньше вашего пришли.
– Мы сильно будем качаться, вы испугаетесь.
– Да не испугаемся мы.
– Да ну вас, ещё упадёте.
– Не упадём, мы крепко будем держаться!
– Ну тогда не орите, если страшно будет!
– Давайте качайте! Вам самим быстрее страшно станет!
Маруська села к самой верёвке и держалась за неё двумя руками. Я сидела рядом и держалась за верёвку через Маруську одной рукой, другой я держалась за доску. Парни раскачивали всё сильнее и сильнее. Доска описывала уже больше половины круга.
– Кать! У тебя карман есть?
– Есть, а чё?
– Да мне мама гребёнку вчера купила, а она у меня вылетает из волос. Возьми в карман, а то гребёнка вылетит, сломается, а мне попадёт.
– Давай!
Я отпустила верёвку, чтобы взять гребёнку, а Маруська в это время сунула мне её в карман. Лёгкой пташкой слетела я с доски и, описав дугу, метров с семи шмякнулась на землю. Сразу стало темно. Через какое-то время я поняла, что меня тормошат Толька с Аркашкой. Девчонки стоят рядом. Лица у всех перепуганные.
– Кать! Ты чё, ты чё?
– С тобой всё в порядке? Где болит, Кать?
– Нигде…
Меня всю насквозь кололи миллионы мелких иголок. В теле и в сознании были сплошная вялость и равнодушие. Но всё-таки каким-то уголком сознания я побаивалась, что мне может крепко влететь от мамы. Я начала медленно вставать.
– Ну ты сможешь сама-то до дому дойти?
– Смогу…
Может, тебя довести?
– Не надо.
– Ну давай потихоньку…
Мы с Людкой пошагали в сторону дома. Обломки новой Маруськиной гребёнки остались лежать на месте моего падения.
Весна быстро перерастала в лето. Все, кто мог, с утра до вечера копались в огородах, успевая вскопать и посадить всё, что нужно в хозяйстве. В такую пору ни песен, не басен не было слышно. Трактористы уходили на работу потемну