Тёмные волосы, синие глаза, прямой нос… Правда, лицо, пожалуй, слишком бледное и надменное, но для патрициев это скорее достоинство, чем недостаток.
И вот если бы он и правда был хромым жёлчным стариком, страдающим от подагры или ревматизма, она бы, может, и не разозлилась так сильно. Старости присуща ненависть ко всему миру. Но маэстро Л'Омбре оказался молодым, привлекательным и заносчивым аристократом, которому она не давала никаких поводов для того, чтобы так её унижать, учитывая, что она никому не навязывала своих услуг.
Хотя, разве им нужен повод для унижений? Это право они получили при рождении.
Маэстро и одет был… высокомерно. Как и присуще патрициям, по последней моде – в редингот с тонким серебряным кантом вдоль пуговиц и тёмно-синие бриджи, и вся одежда идеально отглажена, и прическа волосок к волоску. Тьфу, просто! Ну, до чего лощёный франт! Даже трость у него была изящной, хоть и массивной, из дорогого чёрного дерева с инкрустированной серебром ручкой в виде головы какого-то зверя. И вся эта элегантность показалась Дамиане ужасно раздражающей. До тошноты.
Миа никогда ещё не встречала человека, который бы с первого взгляда внушил к себе такое сильное неприятие.
А ещё её раздражал этот дом. И, наверное, дом был не виноват, скорее, это маэстро Л'Омбре своим высокомерием отбрасывал тень на всё, к чему прикасался. Но факт оставался фактом – дом тоже раздражал Дамиану абсолютно всем: своей помпезной красотой, статуями древних богов в нишах, позолотой и картинами, и даже слугами, которые смотрели на гостью как на вредное насекомое, посмевшее пробежать по белоснежным хозяйским простыням. И они бы вымели её веником прямо в канал, щёлкни только пальцами кто-то из Скалигеров.
Но, кажется, больше всего её взбесило неприкрытое презрение Хромого к роду её занятий. Она ведь слышала всё. И про шарлатанку, и про юбки, и про бусы, и про средство от блох…
«…скажи монне Джованне, чтобы вымыла стол с мылом после этого спектакля…»
Её едва не потряхивало от этих слов. Как же в этот момент она ненавидела патрициев! Да, среди цверров немало тех, кто оправдал бы эти слова, но у патрициев водятся все те же самые блохи, и если бы только они! Когда мать раскладывала карты перед богатыми синьорами, какие только тайны «небожителей» не выплывали наружу!
Ей было так обидно, что захотелось сделать всё назло. Надеть ещё несколько юбок и навертеть ужасный тюрбан, как у мамы Ленары, а в уши вдеть блестящие дешёвые серьги в три яруса и раскурить прямо здесь трубку с самым вонючим табаком, какой