С ним я выдержала девять месяцев. И сбежала от него – читай – от себя, потому что снова бессмысленно.
Я уезжала от себя в трясущемся лязгающем вагоне, и все тридцать шесть часов пути клялась себе и тебе, что вернувшись, никогда, ни за что не приду к тебе, не позвоню.
Пять месяцев я держалась, но однажды вечером оделась и пошла к твоему дому. Сердце грохотало, протестовал разум, ныла душа, а вот ноги мои шагали себе и шагали, разве что, чуть ослабело сгибаясь в коленях. Я села на скамейку в твоём дворе и стала чего-то ждать. Горел свет в твоей квартире, я видела в окне движущийся силуэт, думала, что это ты. Я не рассчитывала на встречу, почти не хотела её, просто сидела в твоём дворе и мёрзла. Меня словно приморозило к скамейке, и я равнодушно околевала, лишь изредка разминая заледеневшие в тонких перчатках пальцы.
И у подъезда остановилась твоя машина. Ты вышел из неё, хлопнул дверцей, выведя меня этим из оцепенения. Я проговорила твоё имя. Оно рассыпалось стекляшками – застывший язык не повиновался. Тогда я крикнула твоё имя. Ты обернулся. Я снова перестала различать реальность и вымысел: твой взгляд, удивлённо и восхищённо вскинутый на меня, твой тихий смех, ласковый голос, твой запах. Всё это закружило меня, завьюжило, замело разум.
Ты говорил, что мы оба сумасшедшие, иронично спрашивал, каково мне замужем. Я отмахивалась рукой, но ты, плохо скрывая ревность, говорил глупости о том, что там у меня любовь, не слушал моих возражений. Ты жаловался на усталость, на работу, ты говорил, что хочешь есть. Ты неожиданно поцеловал меня и велел зайти завтра на работу, чтобы всё, ВСЁ обговорить. Ты засмеялся, что замёрз, что на тебе тонкие брюки, а мороз, похоже, подваливает градусов под восемнадцать. И слегка поддёрнул брючину, чтобы показать, что под ними действительно ничего не поддето тёплого. Я успела увидеть сверкнувшую кожу голой ноги, чуть съехавший носок, а ещё я увидела твои новые ботинки. Ты ещё что-то говорил, шутил, а я застыла взглядом на этих ботинках – чёрных, на тонкой подошве – не дорогих, но довольно изящных. Эти ботинки в одно мгновенье откинули меня в пережитое, откуда я удрала.
Мы выбирали моему «мужу» обувь. Мне вообще нравится мужская обувь, она широкая, удобная. А одни туфли особенно приглянулись мне: изящные, на тонкой подошве, модные и не очень дорогие. Я предложила ему их купить, но его перекосило, словно он прожевал горсть клюквы. Он рявкнул, что я ничего не понимаю, и купил жуткие, грубые, под кроссовки слаженные ботинки, в которых после до крови натёр ноги. Я махнула рукой и ещё несколько раз подходила к выбранным