Вы ангел ликом и душою,
И вам даров не занимать.
Вам легкость подарили галлы,
В вас есть сметливый ум славян,
Батавов здравый смысл немалый,
Глубокомыслье англичан.
Камзол ваш, что расшит в Валере214,
Ворчанье ваше, милый смех,
Ленивца утро в интерьере
Особняка, прелестней всех215,
Приходят мне на ум всечасно,
В тиши покоя не дают.
Как подошел бы, вижу ясно,
Вам на моей горе216 приют.
Когда б отъезд вам предписала
Полиция де Ровиго217,
Здесь с нами, не грустя нимало,
Вы зажили бы ого-го!
Не надо вам напоминать
Героев прошлого свершенья.
Здесь некогда поляков рать
Смогла в неудержимом рвенье
Турецкое кольцо прорвать
И даровать свободу Вене.
На праздность вознегодовав,
Потом мы, камальдулов218 кельи
У сих бездельников забрав
И их жилища приубрав,
Отпраздновали новоселье.
Письма
Ф. Г. Головкин принцу де Линю, б. г. 219
Благодарю Вас, принц, за книги, которые Вы любезно дали мне почитать; но сколь различно я с ними простился! Я сказал нежное «до свидания» детищу всегда плодовитого и блистательного вдохновения, коего даже небрежности кажутся оригинальными, но я, конечно, выгнал вон гадкого маленького бастарда Макиавелли, жалкий плод злобы и фанатизма. Я даже склонен предположить, что сей якобы министр был всего лишь безвестным писакой, подкупленным врагами Леопольда220, дабы встревожить и взбудоражить все окружающие его партии. Если бы министр, придерживающийся подобных принципов, и впрямь существовал, то он бы не утерпел и выдал себя. К сожалению, только бездарных и тупых советников узнают, когда зло уже сделано; мерзавец всегда сделает меньше зла, чем глупец, ибо мерзавцев вешают, а глупцы уходят в отставку с хорошим пенсионом и насмехаются над нами. Полагаете ли Вы, что переводить немцев значит оказывать им услугу, да и французам тоже? Вот сомнение, каковое я смиренно предлагаю разрешить вашему всемогуществу в области доброго и прекрасного. Коли бы я посмел, то поделился бы как-нибудь с Вами кое-какими мыслями по сему вопросу, ибо он меня уже занимал. Довольно Шиллеру того, что Вы сочли его достойным вашего пера221.
Признаюсь, я был даже удивлен вашим беспристрастным суждением. Не всем даны превосходство и непредвзятость; прежде надобно их проявить и в других обстоятельствах. Большинство немецких трагедий – драмы только по форме. В сущности, это диалоги на тему исторических событий. Когда же решили избежать сего недостатка, то стали сочинять исторические романы, страдающие противоположным изъяном: смесью исторической правды с играми воображения. Или нет средства найти золотую середину и представить нам великих людей, перенеся нас в самые интересные эпохи их жизни и заставив их действовать посредством речей и диалогов?
Избежав,