Супруга маршала Люксембургского, которой господин де Вольтер послал рукопись своей трагедии, написала ему: «Посылаю Вам обратно Хореста с моими замечаниями», а он ответил: «Я прочту их, госпожа маршальша, но вынужден заметить, что у моего Ореста нету Х»169.
Госпожа д’Эгмон170 выделялась среди женщин, как ее отец Ришелье – среди мужчин, но писала скучно или вульгарно, или невнятно.
Генриетта Орлеанская, герцогиня и принцесса де Монпансье171, верно, писали изрядно; после тонкого и точного стиля Вуатюра, Бальзака и герцогини дю Мен172 заметны лишь госпожи де Ментенон и де Севинье173. Генрих IV писал сердцем и шпагой; спорю, что таковы были и письма Крийона174.
У кардинала Ришелье было слишком много от Буаробера175, а у Людовика XIV больше рассудка, нежели ума.
Я видел письмо Людовика XVІ к миледи Спенсер176, не просто вежливое, но обходительное, любезное, даже добродушное, которое не мог бы написать его прапрадед.
Что до Французской академии, то я могу назвать двух-трех маршалов Франции и двух-трех прелатов, которые не знали ни языка, ни орфографии. Это почти педантство, любезный виконт! Хорошо, что вчера я не успел Вам это сказать. Сегодня ничего не опасайтесь и приходите вечером доставить нам удовольствие tutti quanti177, как говаривала возвышенная и скромная письменница178.
Принц де Линь графу де Варжемону, Теплице, 18-го 179
Вы весьма обходительны, любезный граф, и я спешу уведомить Вас, что Вы таковы и все делаете очаровательно. Если бы все носили такую прелестную прическу а-ля Тит180, как Вы, то говорили бы не о прическе, а об обаянии Тита.
Я предпочитаю милосердие этого Тита, а не Метастазио181. Эгле говорила бы всякий месяц amici, aliquos acta perdidi182. Но я Вам это возмещу.
Ваша посылка пришлась мне менее по душе, мы об этом еще поговорим. Но хотя я принужден считать ее очаровательной, я не решусь Вам сказать, что нельзя ничего улучшить.
Почаще рассказывайте, любезный граф, и полагайтесь на мою нежную дружбу.
В моих бедных ноэлях я оболгал Мазаньелло183. Я оговорил его рифмы ради и дабы позлить любимого мной автора, доказав, что рифма зачастую подводит разум. Она говорит Вергилий, а он так и не смог осмеять Кино184. Ровно так же маркиз де Бонне185 срифмовал в забавной эпиграмме мою бедную фамилию: Линь – поэт, сгинь.
Он облыжно уверяет, что я не захотел ею воспользоваться, и тотчас сочинил эпиграмму на Ланжерона.
Его ноэли прелестны; я рад, что он забыл о моих персонажах; да, кстати, вот эти для Вас:
Кто в уголке укромном?
Мария хочет знать.
Не стоит быть столь скромным,
Вдали от всех стоять.
Тому