– Что вы с ним сделали?! – закричала она, прижав два пальца к шее мальчика, сразу под подбородком, чтобы проверить пульс.
Харграт вернул пистолет обратно в карман.
– Это успокоительное, – сказал он. – Величайшее изобретение твоей матери. Если Сосуд находится без сознания, он не может попросить Врага спасти его, пока мы сжигаем его на костре.
У Элли скрутило живот.
– Он не Сосуд, – сказала она. – Вы совершаете ошибку.
– Не испытывай моё терпение, Ланкастер. – Он отпихнул Элли от Сифа, подбежавшая Анна подхватила её. Харграт с лёгкостью поднял Сифа одной рукой, перекинул через плечо и зашагал обратно к молу. Элли побежала вдогонку, сердце её колотилось.
– Это неправильно! Он никакой не Сосуд, он просто мальчишка. Вы… вы перетрусили из-за маленького мальчика! Трус!
Харграт остановился. Он посмотрел вверх на столпившихся людей, которые следили за ним, зажав рты руками. Он без церемоний уронил Сифа перед собой, и толпа подскочила, словно мальчишка был подожжённой петардой. Развернувшись на месте, он зашагал к Элли. Выбросив вперёд руку, он схватил её за шею и заставил отступить к самому краю крыши.
– Тебе никогда не доводилось лицезреть Врага, дитя, – сказал он, приподняв её, так что они оказались нос к носу. – Но мне довелось. Я видел, как оный выметнулся из Сосуда. Оный оторвал мою руку, хотя я в тот самый миг пронзил мечом горло оного. А мои друзья пали замертво вокруг меня. Я вижу это до сих пор, стоит только закрыть глаза. А самое худшее… что я знал его, тот Сосуд. Это был хороший человек, добрейшей души. Однако из него явилось кошмарное существо.
Харграт ещё крепче сдавил шею Элли. Она отчаянно хлестала его руку, кашляя и пытаясь вздохнуть.
– Любой может быть Сосудом, – сказал он.
Краем глаза Элли увидела, как Анна налетела на Харграта, но, отброшенная простым толчком плеча, полетела кубарем. Перед глазами у Элли замелькали белые точки. Мысли её спутались.
– Любой. Маленький мальчик. Маленькая девочка. И я убью любого из них, чтобы сохранить Город.
С этими словами он улыбнулся и сбросил её в море.
После похорон я не знал, чем себя занять. Я вышел из собора Св. Горация и вернулся пешком в мой пыльный кабинет в университете – кабинет, который мы делили с Питером. Я сел за свой стол и не мог отвести глаз от его пустого кресла. Моё сердце сжалось, сделавшись твёрдым зелёным яблоком в моей груди.
Я был так растерян, что не сразу заметил мужчину, стоявшего в дверях. Лица его я не мог разглядеть. Отчего-то на нём была чёрная вуаль.
– Прошу прощения, – обратился я к нему. – Я ценю, что вы пришли принести свои соболезнования, но я сказал всё, что мог, на похоронах Питера. А теперь я прошу оставить меня в покое.
– Профессор Клод