Мне очень сильно хотелось накричать на этого замшелого докторишку, но теперь, зная, чем мне грозит разоблачение, я сдержалась, опасаясь, что мои вопли на непонятном языке может кто-то услышать.
– Я очень надеюсь, что у тебя есть какой-то план, – тихо-тихо, на грани слышимости зло проговорила я, хотя и осознавала, что собеседник ни слова не поймёт из сказанного.
Чатьен Васт обречённо вздохнул и коснулся указательным и средним пальцами шеи над ключицами – просьба замолчать. Я недовольно поджала губы и сложила руки на животе: если я планировала выжить, придётся подчиниться. Потому что без этого засранца моя новообретённая жизнь закончится очень быстро и, судя по картинке в книге, крайне неприятным – можно даже сказать очень мучительным, – способом.
Мужчина некоторое время пристально смотрел мне в лицо. Затем нагнулся и накрыл мои руки своей рукой, слегка сжимая пальцы – в светло-карих глазах при этом отражалась твёрдая решимость идти до конца. Криво усмехнувшись, я перевернула ладонь, отвечая на пожатие. Что ж, у Вселенной, определённо, отвратительное чувство юмора. Всю свою сознательную жизнь я мечтала быть кем-то другим: принцессой, восточной красавицей, воином клана заклинателей. Теперь моё желание исполнилось. И мне предстояло приложить максимум усилий, чтобы это чудо не вышло мне боком.
Тяжело в учении
Процесс того, как мы с Чатьеном Вастом пытались сделать из меня достойного члена здешнего общества, достоин анналов истории. Ну, или пособия по средневековым пыткам.
Перво-наперво необходимо было обучить меня языку, причём так, чтобы при разговоре я ничем не выдала, что данный язык не является моим родным. Мой надзиратель, он же лечащий врач, подошёл к этой задаче со всей обстоятельностью. Большую часть дня, незанятую лечением и попытками восстановить атрофировавшиеся мышцы, мы с моей личной Немезидой проводили в неком ментальном пространстве. Чатьен Васт при помощи своих «сияющих ручек» проникал в мою голову и создавал там что-то вроде классной комнаты. Это было небольшое помещение с абсолютно голыми стенами, окрашенными бледно-жёлтым цветом. Из мебели здесь был только маленький круглый столик, стоявший точно посередине, а рядом с ним – две низкие табуретки на трёх ножках. Мы садились на эти табуретки, и мужчина создавал над столешницей различные предметы, вслух проговаривая их название, а я повторяла за ним, точно попугай. Но существительные это, как говорится, только полбеды. Вот когда мы перешли к глаголам и прилагательным… Вот тут начался сущий ад. Потому что, да, как и в русском языке, прилагательные у них склоняются, а глаголы спрягаются. И мой крохотный мозг при всём желании не мог запомнить такой объём информации. Радовало только одно: гости ко мне больше не приходили. Правда я пока так и не придумала способ спросить у своего сообщника, почему.
Также возникала определённая