– Ришан, – негромко, но твёрдо позвала я брата, решив для разнообразия встать на сторону своего надзирателя. – Хватит.
Мальчик резко замолчал, словно ему выключили способность говорить, и с недоумением посмотрел на меня.
– Уже поздно, – продолжила я говорить максимально спокойным тоном. – Я устала.
А вот эти слова оказали на моего брата просто волшебное действие: моментально растеряв весь запал, Ришан торопливо попрощался, пожелал мне доброй ночи и ушёл, правда в дверях послал лекарю настолько красноречивый взгляд, не сулящий тому ничего хорошего, что я едва удержалась от смешка.
– Зачем ты его впускаешь? – спросил Чатьен Васт после того, как мы в комнате остались одни.
– Я не могу его не впустить.
Мужчина наградил меня нечитаемым взглядом. Пройдя к окну, он одним уверенным движением запахнул деревянные ставни, закрыв их на мощный засов, после чего повернулся ко мне и вопросительно вскинул бровь, как бы спрашивая: «А сама ты так не могла сделать?». Я лишь насмешливо фыркнула на подобное решение проблемы ночных визитов Ришана.
– Если не войдёт в окно, войдёт в дверь, – заметила я.
Чатьен Васт тут же поправил придаточную часть предложения, при образовании которой я умудрилась допустить сразу три ошибки. Мне оставалось лишь обижено поджать губы: терпеть не могу, когда у меня что-то не получается. Синдром отличницы, будь он неладен.
– Я не могу говорить только с тобой, – выдержав короткую паузу, сказала я. – Ты щадишь меня. Это не поможет мне говорить.
Чатьен Васт нахмурился.
– Что, по-твоему, тогда поможет?
– Другие люди, – уверенно ответила я. – Они не будут меня жалеть.
– Я не жалею тебя, – возразил лекарь. – Я помогаю.
– Я вижу это по-другому.
Мужчина скрестил руки на груди, так и оставшись стоять возле закрытого окна.
– Тебя разоблачат, – уверенно заявил он. – А потом казнят. И меня вместе с тобой.
А вот это уже было обидно! Я не настолько глупа, чтобы со своими тренировками соваться к отцу, матери или кому-то из вихо – местному аналогу старейшин вечевого строя Древней Руси.
– Ты сказал мне: «ты не можешь прятаться вечно», – напомнила я лекарю. – Я согласна. Ты сделал очень много. Теперь я должна выйти к людям.
Чатьен Васт несколько секунд сверлил меня нечитаемым взглядом.
– Хорошо, – наконец, сдался он. – Завтра я приведу служанку. Начнёшь с неё.
Проснувшись следующим утром, я непроизвольно вздрогнула: возле моей кровати навытяжку стояла молодая девушка лет двадцати, с копной огненно-рыжих волос, в простом хлопковом платье тёмно-серого цвета в пол, с длинными рукавами, плотно обхватывающими руки, и скромным вырезом-лодочкой.
– Доброе утро, Сиреневая госпожа, – низко склонив голову, проговорила девушка. – Моё имя Чала, с этого дня я буду вам служить.
– Доброе